ХРАМ ВАСИЛИЯ БЛАЖЕННОГО

Лекция по истории искусств


Есть нелепые вопросы, на которые весьма трудно найти ответы. Один из таких — красив ли храм Покрова на Рву (он же — Василий Блаженный)? Ответ предполагает оценку, оценка предполагает сравнение с чем-то подобным. А для этого храма — ничего подобного нет. Вопрос этот ставит в тупик.В конце XV — начале XVI века итальянские мастера много строили, и Кремль во многом обязан им своим общим обликом. В середине XVI века появился наш ответ итальянцам — собор Василия Блаженного. Собор ни на что ни до, ни после построенное не похожий. Иностранцы сравнивали его с «огородом чудовищных овощей», колоссальным растением, группой кристаллов или скал, «слеплением сталагмитов» и даже определяли его как «здание из облаков, причудливо окрашенных солнцем». Наполеон, занявший Москву, назвал собор мечетью.Этот новый по замыслу храм был построен по заказу Ивана Грозного. Поводом к его постройке послужил победный казанский поход царя и, вероятно, рождение наследника престола — два важных государственных события.Но есть более широкий контекст истории постройки собора.Казань пала 2 октября 1552 года. После того как город «вычистили от множества трупиа мертвых», 4 октября Иван Грозный «освяти градъ во имя святыя и живоначальныя Троица». Тем самым Казань из мусульманского города превратилась в христианский — православный. В Москве в 1553 году закладывается также храм в честь Троицы. В 1555 принимается решение построить многопридельный каменный храм. Летописная запись о заложении девятиверхого храма отмечает появление замысла, исходившего от Грозного. Он мог явиться результатом политического осмысления всего события — победы, освящения Казани и торжественного шествия возвращения царя в Москву (в окружении войск и с десятками тысяч пленных). Можно по летописи проследить ход событий и попытаться понять, чем вызваны названия приделов.Иван Грозный покинул Казань 12 ноября 1552 года и по дороге его встретил гонец царицы Анастасии с вестью о рождении наследника — царевича Дмитрия. Получив эту исключительно значимую весть, царь из Владимира повернул на Суздаль и там, в Покровском монастыре (основанном его отцом как моление о даровании его наследника) совершил молебен. Посещение Покровского монастыря (праздник которого пришёлся к тому же на последний день перед штурмом Казани) обусловило появление Покровского придела в новом каменном соборе (занявшего к тому же центральное место — по совокупности заслуг — Идея Покрова Богородицы, простёртого над всем русским народом и его правителями, была любимой русской идеей начиная со времён Владимиро-Суздальской земли).Из Суздаля шествие тронулось к живоначальной Троице и чудотворцу Сергию, где вновь были совершены торжественные богослужения. Тема Троицы была часто повторяема в этом походе — она связана и с особым почитанием Сергия Иваном Грозным, и с молитвами перед штурмом, ей была посвящена походная церковь. Кроме того, с лёгкой руки Сергия Троица стала символом единства, а это было важно для Ивана Грозного, присоединявшего «мечом и крестом» Казанское ханство. И одновременно — это было ответом на распространившуюся тогда ересь антитринитариев, которая угрожала устоям православной церкви, чего в интересах того же государственного строительства допустить было нельзя. Тема Троицы должна была отразиться в задуманном храме — и ей оказался посвящён важный восточный придел.И в летописи, и в «Казанской истории» (литературное произведение, посвящённое казанскому походу) сохранилось красочное описание возвращения войска во главе с Иваном Грозным в Москву. Вступление в столицу действительно вылилось во всенародное торжество — и это определило весь художественный строй задуманного собора — всю торжественность, всё ликование, всю многокрасочность, разнообразие при воодушевлении единой идеей. Поэтому нет ничего удивительного, что западный придел посвящён празднику Входа Господня в Иерусалим, единственному празднику земной славы Христа, который невольно сопоставлялся со «входом» Ивана Грозного в Москву. И крестный ход «на осляти» в вербное воскресенье, который прежде шествовал между соборами Кремля, а теперь стал выходить к собору на Красную площадь, образно воспроизводил не только евангельское событие, но каждый раз напоминал и о царском триумфе. Само шествие крестного хода в собор также знаменовало обретение горнего Сиона — Иерусалима, то есть рая для тех, кто пожертвовал собой за общенародное дело.Таким образом, три основных придела по оси запад-восток оказывались теснейшим образом связанными с делами самого Грозного. Одновременно они были посвящены и главным святыням православной церкви — Христу, Богоматери и Троице.Взятию Казани посвящены четыре придела. 30 августа произошла битва с царевичем Епанчой — и первая победа русский войск — в этот день празднуется память Трёх восточных патриархов Александра, Иоанна и Павла Нового, и в этот же день — память Александра Свирского. 30 сентября, в день памяти епископа Григория, просветителя Армении, была взорвана Арская башня Казани и одержана победа на Арском поле. 2 октября взяли Казань — в день памяти мучеников Киприана и Устиньи.Достаточно загадочно посвящение одного из пределов Варлааму Хутынскому — с казанскими событиями он никак не связан. Лично с Иваном Грозным — весьма относительно: его отец, Василий III, постригшись по обычаю перед смертью в монахи, взял имя Варлаам. Царь не почтил в этом храме своего святого покровителя — с чего бы, казалось, эта память об отце, к тому же в бытность свою с Казанью воевавшего неудачно. Но Варлаам был одним из популярнейших московских святых, заступником царского дома и всего города — именно он по преданию вместе с Сергием просил святых заступников не покидать города. К тому же к нему обращали и молитвы о чадородии — тема для московских царей актуальная.Девятый придел впрямую на связан с казанскими событиями — он посвящён мученику Николаю Великорецкому, икона которого как раз была привезена в Москву для поновления. Её везли завоёванными землями — это был акт христианской пропаганды.Постройка мемориального храма с приделами, посвящёнными либо святым, на дни празднования которых приходились знаменательные события, либо событиям личной жизни, не представляла собой сама по себе ничего нового. Новое заключалось в том, что был сооружён не один многопридельный собор, а девятипрестольный храм с девятью самостоятельными приделами. Композиционная структура постройки оказалась полностью подчинена идее создания группы храмов в одном сооружении. Когда на старом месте вновь строились Успенский и Архангельский соборы в Кремле, приделы из прежних храмов переносились в интерьеры, хотя средневековый зритель воспринимал придел отдельным храмом (чему свидетельство — иконография). Теперь сам факт строительства с посвящением, символизирующим событие в целом, становится недостаточным. И каждый придел, как клеймо на иконе, повествует об отдельном чуде, в котором проявилась Божественная воля. Устройство приделов было не столько памятью о человеческом поступке, сколько о действии Божественного провидения — но эта повествовательность говорит о том, что символа человеку этого времени становится уже недостаточно, он пытается эти проявления перевести на понятный себе язык. Человек уже хочет не просто узнавать то, что он уже знает. Он хочет читать храм как текст. Он уже может читать. И начинает получать наслаждение от процесса чтения.Нужно отчётливо представлять, в какое время и кем создавался храм. Иван Грозный, принимавший непосредственное участие в разработке программы собора, был человеком с изощрённым символическим мышлением. Человеком, хорошо знавшим и много толковавшим Священное Писание. И человеком, страдавшим от мании преследования со стороны Бога. Он всю свою жизнь раздумывает над связью «Я и Бог» и интерпретирует действительность, исходя из этого.Время, в котором живёт царь, способствует такому пониманию жизни. Народ живёт в ожидании Второго Пришествия и Страшного Суда. В 1492 года от Рождества Христова наступал 7000 год от Сотворение мира. Ещё в раннем христианстве эта дата рассматривалась как дата Конца Света. Каждый день Сотворения мира Господом приравнивался к тысяче человеческих лет и таким образом легко вычислялся тот срок, когда «времени больше не будет». Русские пасхалии (роспись православного года с переходящими праздниками, зависящими от пасхального цикла) были доведены до 1492 года. Год прошёл, ничего вроде бы не произошло, и пасхалии осторожно рассчитали на 20 лет. Потом новгородский архиепископ Геннадий, несмотря на возможность составлять практически вечные пасхалии, составил пасхалии на 70 лет, в уверенности, что больше не понадобится. (Конец света теперь ожидали или через 70, или через 77 лет после рокового 7000 года — то есть или в 1562, или в 1569 году. «Конец мира наступит в седьмом числе».) Приметы наступления последних времён известны — «умножится беззаконие», наступит последняя, решающая битва со злом; появятся предтечи антихристовы, люди станут отрекаться от Христа...Напряжение нарастает. И царь, который уверен, что Бог следит за ним особо, «по Богу» пытается строить свою жизнь. Его правление распадается на неравные части.До 1547 года он известен как хулиган и живодёр (любил кататься по улицам, опрокидывая встречные сани, и сбрасывать с колоколен кошек и собак). 1547 год — год вступления на царство: небывалый пожар даже в привыкшей к пожарам Москве. Царь воспринимает это как Знак — и начинает новую жизнь. Именно этот период отмечен и военными победами, и государственным строительством, и архитектурным строительством. Именно тогда, в обстановке ожидания Страшного Суда, и строится Собор Покрова на Рву — как некий образ Небесного Иерусалима и одновременно как некий магический знак, способный предотвратить неотвратимое.Затем — смерть царицы Анастасии, всё растущая подозрительность — и (между двумя «точными» датами Страшного Суда, кстати) — учреждение опричнины. В этой ситуации царь налагает на себя особые пастырские функции, с одной стороны, а с другой — он видит свою задачу в наказании зла «в последние дни». Тем более что и в Апокалипсисе подчёркивается, что перед Вторым пришествием будет период ожесточённой борьбы сил добра и зла. Иван Грозный относит это к себе.После падения Византии центр православия переместился в Москву. Русский великий царь и государь олицетворял собой богоспасаемую территорию. Наследниками греческих царей становились русские государи. Иван Васильевич называется царём, он венчается на царство и в это время активно формируется оправдывающая подобные претензии идеология. Во времена правления Ивана Грозного составляется и «Сказание о князьях Владимирских», возводящее генеалогию русских князей непосредственно к Августу, и Степенная книга. Иван Васильевич — первый русский царь. Русь, долго имевшая статус провинции великой монгольской империи, после завоевания Казанского ханства (то есть остатков этой империи), именно казанскую победу предлагает рассматривать как обоснование прав Ивана на царский титул. (Что совершенно не убеждает иноземных дипломатов, упорно именующих русского правителя великим князем). Складывается государственная символика — поражающий змея всадник на коне ассоциируется непосредственно с царём, борющимся со злом. Четвёртому Риму не бывать, потому что никакого вообще Рима больше не будет. Московское царство будет последним перед Вторым Пришествием Христа, и русский царь будет последним Христианским царём на земле. Фигура царя-победителя в символе Русского государства знаменовала собой русского царя, которому суждено будет отдать власть Богу в Его Второе Пришествие.Нельзя сказать, против чего боролся Иван Грозный своей опричниной. Можно сказать, за что он боролся. За чистоту веры в той земле, которую вручил ему Бог. «Всякий раз, как тиран приглашает кого-нибудь явиться в Александровский дворец, тот идёт как на Страшный Суд, откуда ведь никто не возвращается» (А.Шлихтинг). Символика казней (вода и огонь, медведи и собаки).В 1566 году царь строит Опричный двор — вне пределов Кремля, за Неглинной, на месте нынешнего старого здания Университета. Он имеет четырёхугольную форму, каждая его сторона была длиной в 130 саженей. Также как царский храм (Покрова на Рву) оказался на границе посада, также теперь и царский двор вырывается из стен прежней резиденции. Устройство Опричного двора по царскому обычаю глубоко символично и восходит к описанию Града Божьего в книге пророка Иезекииля. Трое ворот на три стороны света, причём восточные врата закрыты (в Граде Божьем они откроются только для Спасителя во время Второго Пришествия, а в Опричном дворе они открываются только для царя — никто, кроме него, не может проходить в них). Три года непокрытая крестообразная церковь (строили на Москве быстро, но именно так изображался в то время на миниатюрах в лицевых апокалипсисах Сион — город святых). На южных вратах, обитых жестью, было два резных разрисованных льва с зеркалами вместо глаз (исполненный очей), между ними стоял двуглавый чёрный орёл с распростёртыми крыльями, грудью обращённый к земщине; такие же — на трёх постройках (Откровение 4-6). Символика прочитывается во всём — в декоре (резные «под листву» столбы и своды, помост — Иезекииль, гл. 40), в ритуале (несолёный хлеб), даже в числе живущих здесь (500 человек). Опричники — «избранные» вершить Суд. Символика одежды. И уничтожение в 1571 году крымским ханом Девлет Гиреем Опричного двора, построенного по образцу Града Божьего, сильнейшее потрясение для царя — Бог не благословил опричнину. И начинается новый период жизни.Царь по-прежнему размышляет над любимой темой, и в конце жизни, как показывает его завещание, всё-таки понимает: прельстился... И может, есть тайный смысл в том, что Опричного двора нет, а храм Покрова на рву так и стоит в центре Москвы. Покровский собор и «Степенная книга» — идеальные изображения Московского царства как царства-града-Иерусалима, скопления святости, святынь и святых. Можно интерпретировать архитектуру Покровского собора как символически передающую видения Покрова — Богоматерь как сад и столб Давидов, на котором висит тысяча щитов, символизирующих моление Богоматери за мир. Главы и приделы, окружающие средний столп, знаменуют святителей, молящихся с нею, глава среднего столпа — украшенный молниями омофор; омофор и свод внутри собора.

 

Церкви конца XV — начала XVI вв. отличает рациональная ясность и обозримость простого конструктивного решения, отчётливость и геометрическая регулярность архитектурных форм и масштаб человеческого тела, положенный в основу членения здания. В этом есть и влияние времени, и пришедшиеся ко времени влияния итальянцев.Религиозный образ храма вытесняется художественным образом гармонично расчленённого здания. Храм, как изображение мира, сменился трактовкой церковного здания как красивой вещи. Это было время русского Предвозрождения, когда развивалась ясность и отчётливость мысли, начинала осознаваться ценность свободы человеческой личности и соответственно появлялась критичность по отношению к прежним авторитетам (это движение имело широкий размах — начиная от Нила Сорского и заканчивая еретиками).Когда заканчивается Средневековье, вместе с ним заканчивается и тот высший покой в душе человека, который основывался на его постоянной связи с Богом. Этот покой лучше всего заметен в противопоставлении средника житийных икон и окружающих его клейм. Сам святой — сосредоточенность, тишина, молитвенное предстояние, предполагающее ответ в человеке. Его земная жизнь — то, что связывает его с нами — в клеймах, где много движения и действия. Образ храма с нарастающими по мере его существования внешними приделами — та же ситуация средника и клейм, покоя и движения, вечности и времени. На границе Нового времени ищутся художественные формы выражения покоя, о котором ещё хорошо помнят, но который начинают утрачивать. «Спас в Силах» в середине высокого иконостаса. Центрические храмы художников Возрождения. План храма Покрова на Рву. Но показательно, что этот план не читается. На место статики приходит движение, на место покоя суета.Архитектура прежнего времени предполагает как одну из основных задач достаточную вместимость храма. Новые храмы — в Коломенском, Дьякове, на Красной площади — очень малы (площадь самой большой Покровской церкви всего 64 кв.м.). Зато — видны с далёких расстояний. Они собственно и предназначены для того, чтобы человек находился от них на расстоянии — отсюда и крупные членения масс, и крупный план композиции. Но при этом — человек должен обязательно находиться вокруг, они предполагают этого коллективного зрителя. Народ как бы присутствует вокруг всегда.Храм оформлен не как помещение для собрания верующих, а как объект молитвы, как алтарь. В этом реализована самая сложная для символического воплощения фраза Апокалипсиса — «И храма я не видел в нем...» (21, 22). Здесь же нашло своё отражение свидетельство Откровения — о таинственном небесном Храме Божьем.

 

Народ на самом деле — одна из частей необычного композиционного замысла. Памятники на Соборной площади хороши сами по себе и легко представимы после взрыва нейтронной бомбы — на них даже приятнее смотреть в безлюдье, когда никто не мешает. Собор Покрова на Рву на пустой площади теряет значительную часть своего очарования, он необыкновенно хорош в толпе. И не случайно он оказался вынесенным за кремлёвские стены. Это тоже часть идеологической программы Грозного. Он поставлен на краю двух огромных застроенных комплексов — Китай-города и Кремля — и соединяя, и разъединяя их. Он становится новым монументальным центром столицы. До тех пор, пока в 1600 году не будет надстроена церковь Иоанна Лествичника, ставшая тогда колокольней Ивана Великого, собор Покрова становится главной городской доминантой. И то, что она вынесена за стены Кремля, подчёркивает ориентацию Ивана Грозного на посад — у него были свои счёты с Кремлём.Покровский собор является как бы связующим звеном между народом и царём. Московский Успенский собор, бывший до середины XVI века главным русским церковным зданием, объединял народ и бояр, народ и царя, включая их в себя перед престолом Божиим. В этом «соборе» слышны отголоски того времени, когда церковь была началом, объединяющим Русь, и митрополит всей Руси был как бы предшественником Русского царя. Возводя Покровский собор, Грозный создавал общенародный архитектурный центр, призванный организовать народ на Красной площади и связать его с Кремлём, превратившимся из укреплённой части столицы в резиденцию царя.Как бы два потока — из Кремля и из посада — встретились здесь — и вырос Покровский собор.Собор оказался первой главной церковью посада и одновременно частью Кремля в посаде. Объединение народа и царя шло как бы помимо духовенства (при этом в религиозных формах — средневековье всё-таки, других не было) — уникальная ситуация, вызвавшая к жизни уникальную архитектуру.До нас дошла странная картина-икона «Церковь воинствующая», правильное название которой «Благословенно воинство небесного царя». Показателен уже её формат и размер (совершенно не иконный) — 144х396. Она находилась у царского места Успенского собора, но, видимо, вызвала какое-то неудобство, и в своё время была передана из собора в Мироваренную палату.На иконе изображено возвращение русского войска после Казанской победы. В определении действующих лиц до конца не достигнуто полного единогласия, но основная идея в принципе ясна: это апофеоз московского войска под предводительством Ивана Грозного, изображённое, естественно, в аллегорической форме. Здесь представлено шествие воинов от горящего земного града Иерусалима (который исследователи отождествляют с Казанью) к Иерусалиму Небесному, где восседает Богоматерь с младенцем, встречающая воинов-победителей. Впереди войск, в сияющем ореоле, предводитель небесного воинства и главный покровитель земных полководцев и воинов (а также московских князей) Архангел Михаил на стремительно скачущем крылатом коне. Архангел обернулся назад к торжественно движущемуся всадника с развевающимся стягом в руке (Ивану Грозному). Над головой его парят три ангела с царским венцом в руках. Всадник тоже обращён назад — к идущим вослед воинам, в центре которых тоже на коне с крестом в руке, возможно, византийский император Константин, утвердивший христианство (некоторые видят в этой фигуре Владимира Мономаха). Сверху и снизу — плотные ряды всадников, а от небесного града навстречу воинам летят ангелы с венцами в руках. Внизу у града — источник (вероятно, аллегория Константинопольской церкви), и его струя воды превращается в «реку истинной веры» Русской Церкви. Рядом с первым источником, дающим начало реке, показан пустой водоём — источник «иссякшей веры» Римской Церкви, изменившей православию. Река орошает пышно разросшийся сад на склонах гор Небесного Иерусалима. Сад, вероятно, представляет не только традиционный образ Рая, но также и процветающее русское государство. А в виде «Небесного града Сиона» или «Небесного Иерусалима» представлена Москва. В этой иконе нет изображения духовенства и церкви. Русская церковь в XVI веке переживала новый этап своего развития, она стала «церковью воинствующей». Соответствующие этому перелому в мировоззрении, появлялись и памятники искусства — в том числе и Покровский собор. Архитектура его — это именно такой образ, и отличает её не замкнутость, покой и углублённая созерцательность, а движение, устремлённость, воля к действию.В самом Покровском соборе воедино слились посадская церковь (бесстолпная — центральный храм в плане и диагональные пределы), шатровая культовая башня-памятник и пятиглавый соборный храм. В отличие от шатровых храмов композиция его развивается не только вверх, но и вширь, как в крестово-купольном храме.Композиция собора, если вглядеться в неё, — проста и рациональна. Собор состоит из центральной башни с шатром, четырёх больших восьмигранных столпов, ориентированных по сторонам света, и четыре квадратных в плане церковки между столпами. Всё это опоясано галереей, на которую с запада ведут два широких лестничных восхода.Кто воплотил фантазии Ивана Грозного? Русский летописец сообщает: «А мастер был Барма с товарищи». Рукописный сборник конца XVII — начала XVIII века: «Поставиша... церкви каменныя, близ мосту Фроловских ворот надо рвом. И потому дарова ему Бог дву мастеров русских, по реклу Постника и Барму, и быша премудрии и удобни таковому чюдному делу». Сохранился царский указ от 15 декабря 1555 года, в котором «церковный и городовой мастер» Постник Яковлев командируется в Казань для отстройки разрушенного города. Довольно долго эти два Постника считались одним лицом, но другие данные позволяют говорить как об одном лице о Барме и Постнике — в одном документе встречается имя «Постника по реклу Барма».Одновременно со строительством собора в Москве (1554-1560) в Казани строились Кремль, Спасская церковь и Спасская башня Казанского Кремля (1555-1560), Никольский храм Успенского монастыря в Свияжске (1556), Успенский собор в Свияжске (1566). Строителем этих сооружений считается псковский мастер Постник Яковлев и каменщик Иван Ширяй. Возникает вопрос: мог ли один Постник Яковлев руководить масштабным строительством и в Москве и в Казани? Не было ли их всё-таки двое Постников — Яковлева и Бармы?Но как бы ни было имя мастера — а этот памятник, выстроенный не по образцам, заставляет задумываться об авторе. Предание связывает его имя с мужественным поступком. Царь Иван изначально хотел возвести церковь о восьми верхах, с восемью престолами, однако мастера настаивали на девятипрестольном храме — «яко по Бозе разум даровася им в размерении основания» — то есть по эстетическим соображениям.Окончательно число храмов позволило создать уравновешенную центрическую композицию. Сама рационалистичность архитектурного мышления может быть отзвуком итальянских влияний.При детальном изучении постройки, исследователи обратили внимание, что её нижняя часть выстроена гораздо «правильнее», «чище». Возможно, при строительстве нижней части применялись чертежи (которыми здесь пользовались итальянцы), а детали башен и их высота определялись в процессе постройки.Основа архитектуры Покровского собора двойственна — это классическое основание композиции и стремление к дробности и декоративности. Всё это вместе составляет цельность, но цельность с большой внутренней напряжённостью. Мастера близко подошли к пределу, за которым может последовать разрушение формы. Но нигде этого придела не перешли.Пространственная геометрия, основанная на центричности и простых формах, доведена до совершенства. Здание представляет собой ансамбль, в котором каждая отдельная церковь имела вокруг себя проходы, каждая имела свой причт, своё управление и свой праздник, в честь которого она называлась.Мастерство и новаторство были заложены не только на уровне композиции, но и на уровне конкретного воплощения деталей. Каждый столп стоит отдельно — но масса столпов нарастает снизу вверх (в отличие от одиноко стоящего Ивана Великого) и соотношения их частей таковы, что их невозможно представить без центрального столпа, они как бы обретают устойчивость друг в друге. Столпы стоят на земле, малые приделы подняты над землёй, они стоят как бы на пьедестале. Галерея построена так, что низ центрального объёма не виден и кажется, что центральная башня стоит на галерее. То есть ясно читается нижняя часть — основание, широко и прочно стоящее на земле, оно словно постамент под памятником, хотя одновременно и единое целое с ним. Все части перекликаются между собой, они взаимоувязаны. Если избавить центральный столп от остальных приделов, то выяснится, что увенчание слишком грузно для него — но этот недостаток оказывается достоинством в общей композиции. Вообще всё развитие форм идёт снизу вверх и изнутри наружу, это похоже на то, как растёт растение.Части Покровского собора сгруппированы на площади гораздо меньшей, чем та, которая необходима для свободного расположения в математическом пространстве. Они как бы съедают друг друга или прорастают друг в друга, сращиваются. Пространство Покровского собора — образное пространство, особая среда. Из-за этого теснения и перетекания друг в друга группа башен изображает гораздо больше зданий, чем могло бы быть в действительности расположено на этой площади. А сочетание разнохарактерных объёмов: кубических, стоящих на галереях, столпов и центрального шатра, образующих пирамиду, — оно воплощает в себе пульсацию между землёй и небом. Вообще всё здание словно дышит. В XII-XV вв. здание как бы втягивало в себя некоторую часть поверхности своих стен, а в XVI веке здание точно набухает изнутри наружу.В общем облике Покровского собора очень существенно, что он состоит из множества отдельных церквей, сгруппированных вместе. Это новая интерпретация образа собора как «собора», т.е. собрания вместе, церквей-святых устоев жизни — она характерна для XVI века, когда на соборах 1547 и 1549 гг. была проведена массовая канонизация русских святых, а в 1552 году митрополит Макарий внёс вклад в Успенский собор — пересмотренный и дополненный список Четьих Миней. Задачей митрополита было — собрать все «чтомые книги, яже в Русской земле обретаются». Стоглавый собор 1551 г.Шёл процесс — собирания. Он и отразился, в том числе и в соборе. В нём сочетается и западное, и восточное. Я уже говорила про рациональность плана. Декор же — больше восточный, мусульманский. (Иногда запад и восток встречаются непосредственно — например, в сочетании западноевропейских рустованных колонн и восточных рифлёных стен — и получается чисто русский образ). Свободная фантастичность образов — отличительная черта древнерусской архитектуры (которая этим собором, можно сказать, и заканчивается). Это фантастический организм, живущий по своим законам — поэтому он способен к саморазвитию. Разновременные части одного и того же здания сращиваются, становятся единым ансамблем, приобретают новые смыслы. Всё это приобретает характер коллективной импровизации. В XVII веке наружная галерея была перекрыта сводами — всё это придало зданию внутреннюю компактность, акцент в сочетании «девять вместе» с девяти переносился на вместе. Главы, которые изначально были обычными, гладкими, в 1594 году стали фигурными, но не цветными, а с золотым покрытием. В XVII веке появились росписи стен растительным орнаментом, а в XIX веке главы стали привычными нам разноцветными. Всё это меняло облик собора, и это было свидетельством его живой жизни. Он уже в основе своей архитектурной идей заключал потенциальную бесконечность развития — как вначале строительства было неизвестно — что будет (натурная стройка), так и потом было неизвестно — когда остановиться. (Не всегда всё было конгениально).Храм строго выстроен и одновременно эта строгая выстроенность сразу же и нарушается, делая его живописным. Группа алтарей выдвинута в посад, он симметричен только с запада и востока, с севера и юга у него невозможно провести ось. Центральный храм Покрова как бы излучает из себя во все стороны трёхбашенные группы. Создаётся образ трёхбашенной группы, которая как бы вращается вокруг своей оси. Это похоже на игру драгоценного камня.

 

Покровский собор представляет собой не только памятник утверждения православия, лежавшего, по убеждению русских людей того времени, в основе победы над неверными в Казани; он — и грандиозный магический знак, цель которого — предотвратить кончину мира. На иконе «Церковь воинствующая» Москва предстаёт символически как «небесный Иерусалим» или Сион.Сион — гора в Иерусалиме, на которой возвышается крепость. Рядом с ним стоял знаменитый иерусалимский храм. Москва изображена в виде Иерусалима — на первом плане стоят на вершине горы крепостные стены, а за ними высится огромный храм, похожий на палатку, перекрытую низким шатром. В священной легенде Сион называется также святой горой, жилищем и домом Божиим. Он понимается и как место жительства Бога на небесах, как место высочайшего откровения славы Божества. Именно здесь происходят события, являющиеся «прообразом» того, что потом свершается на земле. Сион — это и царство Божье во всей полноте, на земле и на небе, до окончательного свершения всего в вечности. В представлениях русских людей небесный Сион был «прообразом» будущего «Царства Божия».Покровский собор был задуман и создан как воплощение идеи Небесного Иерусалима. Иностранцы в своих описаниях Москвы называли Покровский собор Иерусалимом, говоря, что так называют его русские люди. Но что интересно — это название встречается только в иностранных источниках. Вряд ли можно предположить, что все иностранные гости так однозначно самостоятельно интерпретировали сложный символический образ, сравнивать и сопоставлять который им было не с чем. Вероятно, они просто повторяли то, что им говорилось — то есть это была официальная программа, заложенная при строительстве храма.А.Панченко назвал XVI век «веком русского одиночества». Действительно, к этому времени Византия пала, а Балканы вошли в состав Османской империи. Среди держав, придерживающихся православия, независимость кроме Руси сохранила только Грузия. Борьба за освобождение Руси завершалась, но некая общность — по вероисповеданию ли или по культуре — уже не существовала. Нужно было определять свой путь. Русское государство стояло перед выбором между традиционализмом, означавшим культурную изоляцию, или обновлением и входом в европейскую общность. Выбор был не прост. Именно в это время становятся популярны на Руси идеи «Москвы — третьего Рима» и богоизбранности русского народа.Впервые идея «Москвы — Третьего Рима» была высказана ещё в середине XV века старцем Филофеем: «Два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвёртому не быти...»Возвышение Москвы как центра нового русского государства начался с переноса митрополичьей кафедры в Москву. Усилия Московских князей по объединению русских земель и созданию общерусского государства и общерусского войска не были бы столь успешны, если бы не получали поддержки иерархов русской церкви. Освобождение от монголо-татар поставило вопрос об осмыслении своего исторического бытия. Тогда-то византийская по происхождению идея о «третьем Риме» была перенесена сюда. Развитию её способствовали происходящие события.В 1439 году Византийская империя, стремясь получить поддержку Рима в борьбе с турками, подписала Флорентийскую унию, с признанием Византийской церковью католических догматов и главенство папы. Русские представители на соборе отказались подписать унию. Собранный по инициативе Великого князя Василия II собор русских иерархов низложил митрополита Исидора (грека по национальности), подписавшего унию и избрал нового предстоятеля Русской церкви — митрополита Иону, который стал первым автокефальным митрополитом Руси. Именно с этого момента в сознании православных народов Московское государство стало последним оплотом восточного христианства. Тогда и появилось послание старца Филофея.Но именно в правление Ивана Грозного идея «Москвы — третьего Рима» стала государственной. Действительно, Великий князь Иван Васильевич сильно расширил границы государства, присоединив Казанское и Астраханское царства, и первым среди русских князей, венчавшись на царство в 1546 году, получил 14 лет спустя от Константинопольского патриарха Иоасафа грамоту, утверждавшую его в сане царя. Москва стала столицей православного государства.<dd style="font-size: medium; text-align: j