Валентин Григорьевич Распутин (15.3.1937–14.3.2015) – выдающийся русский писатель и общественный деятель. Родился в селе Усть-Уда Восточно-Сибирской (ныне Иркутской) области в крестьянской семье. С двух лет жил в деревне Аталанка Усть-Удинского района, которая, как и старая Усть-Уда, впоследствии попала в зону затопления после строительства Братской ГЭС (это стало для будущего писателя тяжелым переживанием, отраженным в повести "Прощание с Матерой")). После окончания начальной школы вынужден был один уехать за пятьдесят километров в поселок, где находилась средняя школа (об этом времени впоследствии написал рассказ "Уроки французского"). После школы поступил на историко-филологический факультет Иркутского государственного университета.
Окончив университет в 1959 г., Распутин несколько лет работал в газетах Иркутска и Красноярска, часто бывал на строительстве Красноярской ГЭС и магистрали Абакан–Тайшет. В 1961 г. в альманахе "Ангара" был опубликован один из его очерков "Я забыл спросить у Лёшки". Очерки и рассказы об увиденном позже вошли в его сборник "Край возле самого неба" (это была первая его вышедшая книга).
В 1965 г. Распутин показал несколько новых рассказов приехавшему в Читу на совещание молодых писателей Сибири В. Чивилихину, который стал "крёстным отцом" начинающего прозаика. В 1967 г. он был принят в члены Союза писателей СССР. Среди русских классиков своими учителями Распутин считал Достоевского и Бунина.
В 1967 г. Распутин обрел всероссийскую известность повестью "Деньги для Марии", которая была опубликована в иркутском альманахе "Ангара", а в 1968 г. она вышла отдельной книгой в Москве в издательстве "Молодая гвардия". В полную силу талант писателя раскрылся в повестях "Последний срок" (1970), "Живи и помни" (1974), "Прощание с Матёрой" (1976).
Не станем перечислять его дальнейшие произведения, премии и награды. Отметим его огромный вклад в восстановление русских нравственных ценностей, попранных сначала марксистским режимом, а затем его преемниками. В послевоенное советское время Валентин Григорьевич был одним из столпов этого движения, неофициально называемого "Русской партией".
Движение это поначалу зародилось, используя имевшиеся возможности в лояльных рамках. Холодная война была идеологической, и, чем больше в ней со стороны Запада проявлялись антирусские тенденции, тем больше поводов это давало КПСС опереться на народный патриотизм (хотя и в меньшей степени, чем этого требовала советско-германская война). Разумеется, это был "советский патриотизм", по-прежнему паразитировавший на русских христианских качествах, но яростно отвергавший их источник – Бога. Показательной иллюстрацией этого может служить "Моральный кодекс строителя коммунизма" (1961), утверждающий любовь к Родине, преданность, трудолюбие, непримиримость ко злу, братскую солидарность с угнетенными, взаимопомощь («каждый за всех, все за одного»; «человек человеку друг, товарищ и брат»)... Но все это, разумеется, исключительно ради дела коммунизма.
С другой стороны, и в народе нашлись силы, которые пытались связать эти ценности с их Божественным истоком, старались расширить дозволенные рамки патриотизма на всю русскую историю, хотя и в рамках тактической лояльности советскому строю. В то же время русские духовные ценности явно противоречили богоборческому интернационализму Маркса-Ленина. Это было движение, которое подобно диссидентской тактике "Соблюдайте собственную конституцию и права человека!" пыталось в рамках разрешенного советского патриотизма добиться соблюдения исторических прав русского народа и Православия.
"Русской партией" это движение стали называть далеко не сразу, да и поначалу это были стихийные ростки, пробивавшиеся из-под треснувшего марксистского бетона во многих местах. В этом движении участвовали деятели культуры, защитники исторических памятников и природы, и наибольшее влияние приобрели честные русские писатели: Ф.А. Абрамов (трилогия "Пряслины", 1958–1973), В.И. Белов ("Привычное дело", 1966; "Плотницкие рассказы", 1968; "Кануны", 1972–1976; "Лад", 1979–1981), В.А. Чивилихин (роман-эссе "Память", 1978–1984), В.А. Солоухин ("Письма из Русского музея", 1966; "Черные доски", 1969), В.Г. Распутин и др.
Поскольку они болели судьбами наиболее русской части народа – деревни, сохранившей русский характер и традиции, критики стали этих писателей называть "деревенщиками". И хотя это словцо было им приклеено как пренебрежительное – со временем оно, под внутренним воздействием их искреннего талантливого творчества, потеряло этот оттенок. Деревенщики, в сравнении с хрущевской антисталинской "оттепелью", качественно углубили нравственный прорыв в области отхода от "соцреализма", возвращая обществу традиционные критерии добра и зла; тиражи их книг исчислялись многими миллионами, имелись в любой библиотеке и были доступны каждому.
Неудивительно, что многие произведения этих писателей высоко ценились и даже переиздавались в русской антикоммунистической эмиграции. Конечно, находились и "истинные антикоммунисты", которые упрекали "деревенщиков" в недостаточной обличительности, что, мол, «только на руку режиму» (максимовский "Континент", 1980, № 25). Приходилось защищать этих русских писателей от столь высокомерных обличений:
«Может ли обличение режима быть единственной задачей писателя в наступающее смутное время, когда Россия будет нуждаться прежде всего в созидателях?.. Да, эти писатели не до конца говорят правду о зле, чтобы иметь возможность сказать людям правду о добре, что, в конечном счете, уводит от зла, направлено против зла... Да, эти писатели идут на компромиссы, отказываются от полноты свободного творчества, берут на себя, если можно так сказать, "грех неполноты" и "грех частичной правды", греша перед полной правдой, – но ради того, чтобы ей же и служить, подготовляя ее торжество в будущем. "Частичная правда" становится ложью, лишь если она начинает выдавать себя за полную правду. Но этого не делает ни один честный писатель.
...Если не дают сказать всей правды – сказать часть ее. В советском духовном и информационном вакууме, где жажда правды огромна, любое правдивое слово приобретает способность умножаться, вызывать огромный общественный резонанс и воздействовать на умы читателей. Такие писатели, как Распутин и Солоухин... уже сейчас приближают освобождение, ускоряют изживание этой власти, может быть, в самом главном: в той глубинной основе, которая определяет будущее нашей страны» ("Посев", 1981, № 12)
С началом «перестройки» писатели-"деревенщики" были в авангарде противостояния уже не только марксистским, но и западническим разрушительным силам и затем новой антирусской власти. 6 марта 1987 г. на пресс-конференции в Берлинской Академии Искусств Распутин призвал власти СССР к «духовной перестройке. То есть к отказу от той полумертвой идеологии... в которой мы жили». Но и идеологию "реформаторов" писатель четко называл разрушительной и антирусской. В 1989–1990 гг. Распутин стал народным депутатом СССР, и уже в выступлении на I Съезде напомнил "реформаторам" знаменитые слова П. А. Столыпина: «Вам нужны великие потрясения – нам нужна великая Россия». В марте 1990 г. подписал "Письмо писателей России", адресованное Верховному Совету СССР, Верховному Совету РСФСР и ЦК КПСС, где, в частности, говорилось:
«Русофобия в средствах массовой информации СССР сегодня догнала и перегнала зарубежную, заокеанскую антирусскую пропаганду... Россия - «тысячелетняя раба», «немая реторта рабства», «крепостная душа русской души», «что может дать миру тысячелетняя раба?» - эти клеветнические клише относительно России и русского народа, в которых отрицается не только факт, но и сама возможность позитивного вклада России в мировую историю и культуру, к сожалению, определяют собою отношение центральной периодической печати и ЦТ к великому героическому народу-труженику, взявшему некогда на свои плечи безпримерную тяжесть созидания многонационального государства.
Русский характер исторически выродился, реанимировать его - значит, вновь (?) обрекать страну на отставание, которое может стать хроническим», - читаем мы напечатанное на русском языке, на бумаге, выработанной из русского леса. Само существование «русского характера», русского этнического типа недопустимо по этой чудовищной логике! Русский народ объявляется сегодня лишним , глубоко нежеланным народом. «Этот народ с искажённым национальным самосознанием», - заключают о русских советские политические деятели и журналисты.
Желая расчленить Россию, упразднить это геополитическое понятие, они называют её «страной, населённой призраками », русскую культуру - «накраденной» (!), тысячелетнюю российскую государственность - «утопией».
Стремление «вывести» русских за рамки Homo sapiens приобрело в официальной прессе формы расизма клинического, маниакального, которому нет аналогий, пожалуй, средь всех прежних «скрижалей» оголтелого человеконенавистничества. «Да, да, все русские: люди-шизофреники. Одна половина - садист, жаждущий власти неограниченной, другая - мазохист, жаждущий побоев и цепей», - подобная «типология» русских нарочито распубликовывается московскими «гуманистами» в прессе союзных республик - для мобилизации всех народов страны, в том числе и славянских, против братского русского народа...» ("Литературная Россия", 2.3.1990).
Именно этой русофобией, особенно процветавшей в "союзных республиках", объясняется то, что летом 1989 г. на I Съезде народных депутатов СССР Распутин впервые высказал предостережение о выходе России из СССР, которое впоследствии ему часто ставили в вину. Однако из контекста был очевиден иной смысл этих слов (выделим главное курсивом):
«Мы, россияне, с уважением и пониманием относимся к национальным чувствам и проблемам всех без исключения народов и народностей нашей страны. Но мы хотим, чтобы понимали и нас. Шовинизм и слепая гордыня русских - это выдумки тех, кто играет на наших национальных чувствах, уважаемые братья. Но играет, надо сказать, очень умело. Русофобия распространилась в Прибалтике, Грузии, проникает она и в другие республики, в одни меньше, в другие больше, но заметна почти повсюду. Антисоветские лозунги соединяются с антирусскими. Эмиссары из Литвы и Эстонии едут с ними, создавая единый фронт, в Грузию. Оттуда местные агитаторы направляются в Армению и Азербайджан. Это не борьба с бюрократическим механизмом, это нечто иное. Здесь, на Съезде, хорошо заметна активность прибалтийских депутатов, парламентским путем добивающихся внесения в Конституцию поправок, которые позволили бы им распрощаться с этой страной. Не мне давать в таких случаях советы. Вы, разумеется, согласно закону совести распорядитесь сами своей судьбой. Но, по русской привычке бросаться на помощь, я размышляю: а, может быть, России выйти из состава Союза, если во всех бедах вы обвиняете ее и если ее слаборазвитость и неуклюжесть отягощают ваши прогрессивные устремления? Может, так лучше? Это, кстати, помогло бы и нам решить многие проблемы, как настоящие, так и будущие. Кое-какие ресурсы, природные и человеческие, у нас еще остались, руки не отсохли. Без боязни оказаться в националистах мы могли бы тогда произносить слово "русский", говорить о национальном самосознании/ Отменилось бы, глядишь, массовое растление душ молодежи... Не Россия виновата в ваших бедах, а тот общий гнет машины, который оказался для всех для нас пострашней монгольского ига и который и Россию тоже унизил и разграбил так, что она едва дышит».
В этом «имеющий уши услышал не призыв к России хлопнуть союзной дверью, а предостережение не делать с одури или сослепу, что одно и то же, из русского народа козла отпущения», – пояснял Распутин. Ведь почти все союзные республики существовали на дотациях из РСФСР, но кусали кормящую их руку, – вот о чем напоминал им тогда писатель.
Разумеется и западные СМИ всеми средствами стремились демонизировать тех, кто пытался противостоять русофобии и "реформаторам"-разрушителям. Главный идеолог Радио "Свобода" Б. Парамонов запугивал, что «торжество идеи деревенщиков привело бы к геноциду, как в Кампучии», и объявил такую цель в отношении державообразующего русского народа: нужно «русского человека выбить из традиции... Перестройка должна не только демонтировать то, что называется тоталитарным социализмом, но и изменить духовный строй русского человека... Должна произойти мутация русского духа» – к «новому типу морали... на твердой почве просвещенного эгоистического интереса» (1989).
В июле 1991 г. (накануне ельцинского августовского путча) Распутин подписал "Слово к народу":
«Что с нами сделалось, братья? Почему лукавые и велеречивые властители, умные и хитрые отступники, жадные и богатые стяжатели, издеваясь над нами, глумясь над нашими верованиями, пользуясь нашей наивностью, захватили власть, растаскивают богатства, отнимают у народа дома, заводы и земли, режут на части страну, ссорят нас и морочат, отлучают от прошлого, отстраняют от будущего — обрекают на жалкое прозябание в рабстве и подчинении у всесильных соседей? Как случилось, что мы на своих оглушающих митингах, в своем раздражении и нетерпении, истосковавшись по переменам, желая для страны процветания, допустили к власти не любящих эту страну, раболепствующих перед заморскими покровителями, там, за морем, ищущих совета и благословения?
Братья, поздно мы просыпаемся, поздно замечаем беду, когда дом наш уже горит с четырех углов, когда тушить его приходится не водой, а своими слезами и кровью. Неужели допустим вторично за этот век гражданский раздор и войну, снова кинем себя в жестокие, не нами запущенные жернова, где перетрутся кости народа, переломится становой хребет России?
Обращаемся к вам со словами предельной ответственности, обращаемся к представителям всех профессий и сословий, всех идеологий и верований, всех партий и движений, для коих различия наши — ничто перед общей бедой и болью, перед общей любовью к Родине, которую видим единой, неделимой, сплотившей братские народы в могучее государство, без которого нет нам бытия под солнцем. Очнемся, опомнимся, встанем и стар, и мал за страну. Скажем "Нет!" губителям и захватчикам. Положим предел нашему отступлению на последнем рубеже сопротивления. Мы начинаем всенародное движение, призывая в наши ряды тех, кто распознал страшную напасть, случившуюся со страной...»
В 1990–1991 гг. Распутин состоял также членом Президентского совета при Горбачеве, о чем впоследствии заметил: «Мое хождение во власть ничем не кончилось. Оно было совершенно напрасным... Со стыдом вспоминаю, зачем я туда пошел. Мое предчувствие меня обмануло. Мне казалось, что впереди еще годы борьбы, а оказалось, что до распада остались какие-то месяцы. Я был как бы безплатным приложением, которому и говорить-то не давали».
Тем не менее и в условиях государственной катастрофы продолжалась активная общественная деятельность писателя. Попечительством об учреждениях православного образования, о патриотических изданиях ("Литературный Иркутск" и др.) писатель стремился превратить родной Иркутск в город православной культуры. С этой целью он с 1994 г. также устраивал многодневные Дни русской духовности и культуры "Сияние России", на которые приглашал видных русских деятелей. Эти мероприятия, помимо торжественных заседаний в центральных залах города, сопровождались выступлениями участников в библиотеках, школах, вузах, где для многих граждан впервые откровенно звучало то, чего никогда не передадут в официальных СМИ.
Являясь сопредседателем Союза писателей России, одним из руководителей Всемiрного Русского Народного Собора, членом Патриаршего совета по культуре Распутин был совершенно лишен распространенного в этой среде патриотического конформизма. При своем огромном авторитете он мог себе многое позволить, чего власть не прощала другим. Уже при правлении Путина писатель подписал обращение 43-х "Остановить реформы смерти" (2001). Это было продолжением не прекращающейся борьбы за достойную русскую жизнь. Тем не менее, строптивый писатель, никак не укладывавшийся в либерально-демократическую идеологию олигархического государства, был награжден орденами "За заслуги перед Отечеством (2002, 2008) и орденом Александра Невского (2011).
В 2010 г. Союз писателей России выдвигал кандидатуру Распутина на присуждение Нобелевской премии по литературе, но, разумеется, такой "ретроград" и "черносотенец" на Западе не мог получить признания. Разве что в кругах славистов, да и то в приниженном ранге в сравнении с русскоязычными писателями-космополитами.
Несмотря на множество государственных наград и всенародное признание Валентин Григорьевич отличался поразительной скромностью, деликатностью в общении, сдержанностью (из-за чего кому-то казался "мрачноватым") и трезвомыслием в спорах. В наших с ним редких (в основном было единодушие) дискуссиях в Иркутске и в Москве он стремился не обострять некоторых разногласий относительно советского периода, а примирить их на основе своей знаменитой фразы «Русский народ переварил коммунизм». И когда я, соглашаясь с этим, все же отмечал, что при этом наш народ сильно отравился, – Распутин с этим также соглашался. А для лечения своего народа от отравления он сделал гораздо больше, чем многие "истинные антикоммунисты", твердящие ныне, что "русского народа больше нет – остались одни совки".
Похоронен писатель на территории Знаменского монастыря в Иркутске.
М.В. Назаров
19 марта 2015 г
0
0
