Житие Мичуринской старицы схимонахини Серафимы

 [img]http://gazeta-pokrov.ru/files/galery/cover770px16foto.jpg?387200[/img]

Имея обыкновение брать с собой к преподобному Амвросию кого–либо из детей, привезли Поликарп и Екатерина к нему в Шамордино под благословение и свою девятимесячную Матронушку. Прозорливый старец взял ее на руки и предсказал, что сначала она поживет в благочестивом браке, а затем примет монашество и вся Оптина в ней будет. Последнее из этих пророчеств подразумевало то, что Матрона станет духовной дочерью последних Оптинских старцев и глубоко впитает в себя их заветы и преемственно сложившийся в Оптине благодатный старческий дух.

Пришло время, и духовным отцом Матроны Зайцевой стал ученик святого Амвросия, преподобный оптинский старец иеросхимонах Анатолий (Потапов). Под его мудрым отеческим руководством и возрастала будущая схимница и старица.

Было, у кого поучиться Матроне самоотверженной любви и состраданию и в родном доме. С раннего детства довелось ей много и тяжело трудиться, чтобы чем–нибудь помочь своим родителям, братьям и сестрам. Для этого ей часто приходилось вставать ни свет, ни заря и отправляться на работу к зажиточным людям. Однажды Матрона проснулась оттого, что на нее упала горячая слеза матери, которой жаль было будить дочку. И чтобы впредь не терзать ее любящее материнское сердце Матрона старалась с тех пор просыпаться самостоятельно. Училась она у своей матери и драгоценным в очах Божьих смирению и терпению. Нередко приходилось ей трудиться целый день почти что даром. Так, отработав однажды у неблагодарных людей с раннего утра до позднего вечера, Матронушка принесла домой одни лишь желтые переспевшие огурцы как нищенскую плату за свой тяжелый труд. Придя домой, она села и расплакалась от досады, усталости и обиды. А Екатерина Максимовна утешала ее, говоря: «Не плачь, дочка, сначала тебе дали такие огурцы, а затем увидят, как ты хорошо работаешь – лучше дадут».

При всем трудолюбии дружной и многодетной семьи Зайцевых, еда в их доме была самая простая и постная – пустой кулеш на воде.

С детства выделялась Матрона в среде своих сверстников. Духовная дочь матушки Серафимы вспоминает, как та ей рассказывала: «Когда я была еще девчонкой, мальчишки кричали мне вослед: «Монашка, монашка!» и бросали в меня камни. Я остановлюсь, спою им песню, спляшу, но они все равно меня дразнили». Старец Анатолий на это говорил, что когда Господь ставит на человеке печать Своего избранничества, враг внушает злым людям, показывает им, кто есть кто, и всячески через них истинным рабам Божьим досаждает.

Единственным утешением Матроны были посещения Оптиной пустыни и постоянные горячие молитвы.

Когда ей исполнилось двенадцать лет, Господь явил в Своей чистой сердцем рабе благодатный дар прозорливости. Открылось это, когда Матрона находилась на улице вместе с подругами и неожиданно для всех обратилась к бывшей с ними некрасивой восемнадцатилетней девушке: «Ты тут с нами бегаешь, а к тебе свататься жених из Москвы приехал». Удивленная девица пошла домой и то, что сказала ей отроковица, оказалось правдой.

Как и было ей предсказано преподобным Амвросием, в 19–летнем возрасте Матрона вышла замуж за глубоко верующего и горячо полюбившего ее 19–летнего крестьянина Стрелецкой слободы Кирилла Петровича Белоусова. Случилось это 10/23 февраля 1910 года. Благословил их под венец старец Анатолий, а венчал священник Христорождественского храма Владимир Бредихин с причтом.[2]

В семье Кирилла и Матроны Белоусовых всегда царили единодушие, мир и лад. В 1910 году Господь благословил их брак рождением первенца Александра, а еще через два года у них появилась дочь Ольга. Перед трагическими для России событиями 1917 года все они переезжают в Козлов. И теперь в их хлебосольном доме часто останавливаются дорогие их сердцу монахи Оптиной пустыни, привозившие на продажу в Козлов труды своих рук. Любовь Матроны к Оптине была так велика, что она однажды вышла проводить монахов–гостей и, не предупредив домашних, отправилась к старцу Анатолию и пробыла здесь довольно продолжительное время, исполняя различные послушания. И это из ряда вон выходящее событие, хотя и заставило волноваться ее супруга, нисколько не омрачило их подлинно христианской, жертвенной взаимной любви.

Именно в то свое пребывание в Оптинской обители матушка за послушание своему преподобному старцу сподобилась продолжительного чудесного видения и таинственного духовного рождения, о чем сама поведала своей верной сподвижнице и послушнице Валерии следующее.

«Это было летом 1920 года. Я была в Оптиной пустыни у отца Анатолия. Пробыла там неделю и попросила батюшку исповедовать меня перед причастием, но он возразил: «Ты еще не готова». При этом присутствовала одна незнакомая мне монахиня, сказавшая: «Проси исповеди, ты будешь умирать». Я снова стала просить исповеди. На что отец Анатолий отвечал: «Ну, хорошо, посылаю тебя в Шамординский монастырь*». Я сказала, что не знаю туда дороги, но отец Анатолий ободрил: «Пошлю с тобой Николая Стяжкина (блаженного)». С ним мы и отправились в путь.

Недалеко от Оптинской обители увидели двух чудных юношей. Волосы у них были распущены, одеяния светлые, на груди - перевязь крестообразно (как у иподиакона), сзади - крылья. Они пошли рядом, по обе стороны от меня…

На пути мы видели луга с растущими на них очень красивыми голубыми цветами. Идем дальше, а кругом - сухая земля. Вдруг впереди я увидела болото. Спросила юношей: «Откуда здесь болото, ведь земля такая сухая?» Они отвечали: «Это слезы тех, кто плачет о своих грехах». Прошли еще немного, и снова впереди показалось болото, поверхность которого была покрыта как будто бы гусиным пометом. Яудивилась: «Почему такая вода?» Юноши разъяснили: «Это слезы тех, кто плачет от обиды, гнева или раздражения».

Идем дальше. Подошли к месту, где земля была покрыта огромными трещинами. Но дивные юноши шли так, словно трещин и не было. Я опять задала вопрос: «Отчего же земля такая?» «Это от скверных и бранных слов», - сказали они. Через некоторое время перед нами показались стоящие вдоль дороги черные, точно сожженные молнией, обугленные деревья. «Почему здесь такие деревья», - спросила я снова. «Все вокруг опалено от людской брани», - отвечали дивные юноши. Между тем мы подошли к ржаному полю, где рожь была выше человеческого роста. Посреди поля мои спутники и блаженный Николай вдруг стали невидимы. Не зная, куда идти дальше и что делать, я заплакала. Тут снова появились чудные юноши со словами: «Так мы отходим, когда человек согрешает. Стоим поодаль и плачем». Дальше мы пошли опять вместе. Показалась обитель. Мы вошли в ее ограду, потом - в домик, стоящий неподалеку. В нем посреди комнаты находилась большая купель, а вокруг нее - поющие ангелы. Здесь дивные юноши оставили меня и больше не появлялись. Возле купели я увидела свою покойную мать. Она произнесла: «Что ты, доченька, такая стала?» И я спросила ее: «Сколько же мне еще грешить в миру?» «Сейчас тебя будут крестить, доченька», - отвечала мама. Я услышала чудесное ангельское пение, и меня стали крестить, но плохо помню, как это было. От купели меня приняла одна Матушка, Которая и вывела меня из дома наружу. А там прямо по земле было постлано множество ковров до самого храма. Я спросила Матушку: «Что же это? Верно, владыку будут встречать». «Нет. Встречать будут тебя», - отвечала Она.

Из храма навстречу нам вышли монахини с большими свечами в руках. Все они пели. Мы поднялись по ступеням храма, вошли вовнутрь. В храме монахини разделились. По одну сторону стояли вдовы, по другую - все остальные. Я сказала: «Матушка, я пойду к вдовам». «Пойдешь со Мной в паре», - произнесла Она.

Все пошли парами к середине храма, где стоял небольшой столик. За столиком сидел священнослужитель с ножницами в руках. Матушка повернулась ко мне и сказала: «Сейчас будет твоепострижение». После этих слов я наклонилась, и у меня выстригли прядь волос. Затем все стали по очереди прикладываться к кресту. Мне же батюшка дал поцеловать крест крепко, и я подумала: «Вот каксильно я оскорбляла Бога».

Две матушки повели меня под святые иконы в келью. Я слышала, как они говорили: «Сейчас будет умирать». Когда я возлегла на ложе, то почувствовала, как немеет мое тело. Мне подали чашу с горьким питием, я выпила его. И после этого вдруг очутилась в чудном храме, окруженная девами в белых одеждах. Меня тоже одели во все белое. Вижу, что из тела моего вынимают душу и, завернув ее в кружевное тюлевое одеяние, несут в алтарь. Когда вернули душу, тело вновь ожило. Матушка, с Которой я шла, позвала меня: «Идем со Мной».

Мы вышли из обители, стали от нее удаляться. Вскоре подошли к пропасти. Внизу нее была трясина, гдекопошились людские тела и были слышны страшные крики. Тут подбежали бесы с хартиями. Они вопили, обращаясь к Матушке: «Ну, плати за нее». Матушка заплатила. Когда прошли через мост, пролегающий над пропастью, бесы злобно завопили: «Прошла этот мост!» Впереди показался еще один мост, но водапод ним, где тоже кишмя кишели люди, была уже светлее. Бесы снова подскочили с воплями и хартиями.И им было заплачено и на этот раз.

После этого мы подошли к реке со светлой водой, людей там уже не было. Но через реку была перекинута очень узкая досточка. Матушка позвала: «Идем», а я испугалась и заплакала. «С добрыми делами пойдешь», - приободрила меня Она, но мне по-прежнему было страшно. «Ну, пойдем другой дорогой», - согласилась Матушка.

Мы пошли мимо прекрасного луга. На этом лугу росла высокая как рожь трава, на которой висели капли воды, подобные виноградинам. И было удивительно, откуда же вода на травке, ведь солнышко светит. «Это слезы покаяния. У Господа не пропадает ни одной слезы, все сочтены», - разъяснила мне Матушка.

Подошли к тому месту, где стояли черные обугленные деревья. Они были выкорчеваны, а земля быласловно вспахана. Я поразилась: «Почему так скоро? Ведь совсем недавно деревья еще стояли». «Когда человек покается, Господь его грехи истребляет с корнем и ни одного раскаянного греха не попомнит», - услышала я в ответ. Перед нами снова показалась река с мостом. И снова с шумом, песнями и плясками навстречу нам выскочили бесы с гармонями и погремушками. Я сильно ужаснулась, зная, что любила петь и плясать. Бесы подошли к мосту и завопили: «Давай выкуп за нее, она нас веселила». Матушка заплатила. Мы поднялись на паром, бесы - за нами. Когда переправились, мы пошли вправо, к обители. Бесы же пошли влево, и все кричали: «Что же, Ты, блудницу поведешь в Царство Небесное?» «Все кающиеся Моими будут», - промолвила Матушка. И бесы с воплями отошли.

У ворот чудной обители я увидела икону молящейся на воздусе преподобной Марии Египетской. Матушка указала на нее и сказала: «Мария Египетская была блудницей, а теперь, как видишь, стоит на три аршина от земли и молится за весь мир».

Мы вошли в храм. И тут же открылись царские врата, и раздался возглас: «Со страхом Божиим и верою приступите». Однако людей вокруг нас не было. «Кого же станут причащать», - недоумевала я. «Тебя будут причащать», - пояснила Матушка.

После причастия мы посетили все кельи, а потом вошли в отведенное мне жилище. Здесь Матушкавручила мне икону преподобного Серафима со словами: «Возьми, чтобы он тебе открыл духовные очи».

Потом помазала мне в наказание уста чем-то черным и сказала: «Это за то, что ты в молодостибранилась». Уста мои погорели, но недолго. А Матушка позвала: «Пойдем, покажу тебе воздаяние задобрые дела». И я увидела бесконечно длинные столы. А на них - подаяния. За одним из столов сидела моя сестра. Матушка предложила мне сесть с ней рядом и угоститься. Когда возвратились в келью, Матушка сказала: «Опять пойду на землю мир спасать, а Меня отовсюду будут выдворять».

После этого к нам вошел преподобный Серафим. И Матушка велела ему сопроводить меня обратно на землю. Глядя на меня, он произнес: «Как жаль мне провожать тебя в мир». Услышав это, я заплакала, а Преподобный утешил: «Не плачь, еще будешь петь с нами».

После этих его слов я снова чудесным образом оказалась в Оптиной пустыни. Пошла к отцу Анатолию. Он стал поздравлять меня с тем, что я сподобилась такой благодати, подал небольшую икону Крещения Господня и сказал: «Ты прости меня, что я тогда тебя не утешил. Иначе бы ты ничего этого не получила». От батюшки Анатолия я пошла к отцу Нектарию. Он благословил меня и вместе с другими ввел в келью. Там на меня надели новый подрясник. Отец Нектарий посадил всех за стол (примерно 20 человек) и дал одной из монахинь книгу для чтения. При этом он сказал: «Сейчас будет видение». И действительно, по келье разнеслось благоухание, будто от ладана, и сами собой открылись входные двери.

Вошла Матерь Божия во славе, вместе с девами и святым Иоанном Крестителем*, с преподобным Серафимом, Ангелами. В руках у Ангелов были райские ветви. Когда я увидела Божию Матерь в сиянии, то прослезилась и низко Ей поклонилась. Царица Небесная тоже всем поклонилась и вышла. Я негромко сказала сестре, сидящей рядом: «Божия Матерь вошла с девами и всем поклонилась». Но сестра отвечала: «Ты что? Умом тронулась что ли?» Оказалось, что никто ничего не видел. Я попросила у сестры прощения и почувствовала, что стала умом, как малое дитя. Батюшка Нектарий повел меня в келью отца Амвросия, где я ради послушания легла отдохнуть на его коечке. После всего мною увиденного и пережитого я чувствовала себя совершенно без сил.

Некоторое время я прожила в Оптиной пустыни, исполняя послушания у батюшки Нектария: толклацелый большой рундук соли в маленькой ступе, сеяла муку, чтобы она не слеживалась. Когда снова увидела старца Анатолия, услышала такое напутствие: «Ну, чадушко мое милое, теперь поезжай домой.Ведь у тебя есть муж и дети». А я действительно словно бы ничего земного не помнила и сокрушалась: «Батюшка, как же я вас оставлю?». Но он настаивал. Тогда я взяла у него благословение и вся в слезах пошла на станцию. Вижу, что ищут меня там бесы, а сами сожалеют: «Ее перекрестили, теперь и не найдешь ее, и не узнаешь». А сами - кто с чем, некоторые с ножами. Мне стало очень страшно, но никто из них в мой поезд не сел.

Домой я приехала в Великую Пятницу. Вижу: моя маленькая дочка ставит с отцом куличи. Мне все обрадовались, но я ничего не могла делать по дому и плакала. Родные утешали: «Не плачь, побудь с нами. Опять будешь ездить в Оптину».

Еще долгое время я чувствовала себя как дитя. Когда приходила в храм, то плакала и не могла понять: почему всех детей подносят к Причастию, а меня - нет. Образ преподобного Серафима, данный мне Матушкой, хранится мной до сих пор. Когда я была в Оптиной пустыни, батюшка Анатолий написал моему мужу: «Дорогой раб Божий, твоя супруга находится в духовной больнице, ты о ней не безпокойся»»[3].

Как отмечает послушница Зоя (Афанасьева)[4], в этом повествовании старицы как бы совмещаются два плана: перед ее отверзшимся духовным взором предстают картины и события неземного мира; и вместе с тем просвечивают вполне узнаваемые местные «оптинско-шамординские» реалии. Сначала это дивные оптинские луга «с растущими на них очень красивыми голубыми цветами», болотистые трясинки и «черные обугленные (от лесных пожаров) деревья» в окрестностях Оптиной. А затем и предшамординские поля («где рожь была выше человеческого роста»), и «пропасть» (Шамордино расположено так, что спуск к реке действительно кажется обрывающимся в бездну), и сама река «со светлой водой» - прозрачная Серёна. А обратный путь в Оптину на самом деле пролегал через сохранившийся до открытия возрожденной ныне обители монастырский паром…

Обращает на себя внимание и то, что сопровождавшая Матрону во время основной части видения Матушка запечатлела ее внимание на двух святых: Марии Египетской и Серафиме Саровском. И именно их имена через много лет будут даны старице при ее монашеском и схимническом постригах. Заметим и то, что после возвращения в Оптину Матрона была одета в подрясник послушницы в стенах хибарки преподобного старца Амвросия, сподобилась там особого посещения Богородицы, после чего на длительное время стала младенцем по духу и исполняла продолжительные тяжелые монастырские послушания под непосредственным духовным попечением преподобного старца Нектария, отличавшегося целомудренной детскостью и какой-то особой младенческой чистотой. Особенностью его духовничества было то, что он не столько утешал приходящих к нему людей, сколько указывал им путь подвига, закалял человека перед ожидавшими его духовными трудностями, веря в великую силу благодати, помогающей тем, кто решительно ищет Правду и желает спастись.

В ночь на 30 июля / 12 августа 1922 года преподобный Анатолий Оптинский Младший почил о Господе. При всей напряженности тогдашней обстановки, непрекращающихся гонениях, притеснениях, издевательствах и угрозах, его скоропостижная кончина оказалась неожиданной как для гонителей, так и для почитателей этого святого мужа. Тем ценнее то, что Матрона Поликарповна сподобилась получить его последнее благословение. Щадя ее как свое любимое духовное чадо, прозорливый старец Анатолий, за неделю до своего преставления отправил ее, говоря: «Поезжай, поезжай домой, мы с тобой еще увидимся». Она не хотела оставлять его в болезненном состоянии и сказала: «Батюшка, да вы ведь очень слабенький». «Ничего, – отвечал преподобный, – вот тебе письмо, прочитай его через неделю». Приехав домой, и, выждав назначенный им срок, она прочла: «Если бы ты была при моей смерти, то ты не вынесла бы этого. Матерь Божия вас не оставит, вся Оптина к вам переедет».

Осиротев духовно, будущая великая старица искала общения с другими подвижниками, но таковых на свободе и в живых оставалось все меньше и меньше. В 1928 году почил в ссылке преподобный Нектарий Оптинский, был сослан в заточение и в 1936 году встретил свою кончину в далекой Сибири преподобный Оптинский старец Исаакий, к которым Матрона обращалась по благословению старца Анатолия еще при его жизни.

Подвижница очень скорбела по этому поводу, пока не произошло чудесное и знаменательное событие, о котором поведал в 1973 году матушкиным духовным чадам хорошо знавший и глубоко почитавший ее иеросхимонах Нектарий (Овчинников). Было это в 1932 году. Матрона Поликарповна посетила один из монастырей, чтобы повидать старца, но к нему не попала, и тогда стала изливать скорбь перед иконой Божией Матери. Во время молитвы ее Кто–то тронул за плечо. Это была Дивная Жена, с Которой они пошли по монастырскому коридору. Им явился преподобный Сергий Радонежский. Обращаясь к шедшей рядом с матушкой Богородице, он произнес:

– Матерь Божия, спаси Россию!

Она отвечала:

– Нет, Россия не спасется.

Прошли еще немного, и им явился преподобный Серафим Саровский. Он обратился к ее Дивной Спутнице с той же просьбой.

– Нет, – услышала будущая схимница Серафима, – Россия не спасется.

В третий раз перед ними явился святой Александр Невский, взывая: «Матерь Божия, благослови русское оружие и русских воинов!»

В ответ на что прозвучало:

– Русские еще будут побеждать. И потом, обращаясь к Матроне, Пречистая сказала:

– В монастыри Я все даю, но не все получают. За отступление от веры монастыри закроются. Если монахи покаются, то их откроют через два года, если нет, то монастыри откроются лишь перед Вторым Пришествием.

Должного покаяния так и не произошло. Поэтому Господь попустил Церкви скорби. Стали закрываться монастыри. Усилились гонения. Пострадали многие из монахов, а некоторые из них ушли в мир. Из рядов тех, кто не радел о своем спасении, появились предатели, отступники и обновленцы. А многие из тех, кто жили по заповедям Божиим, стали исповедниками и мучениками. В годы войны сбылись и слова, сказанные Богородицей победоносному святому благоверному князю Александру Невскому: несмотря на понесенные тяжелейшие потери и испытания русское оружие по молитвам великого множества древних и новых, прославленных и безвестных отечественных подвижников и святых победило. Все это явилось подтверждением истинности данного Матроне откровения.

В 1926 году в уже зрелом тридцатишестилетнем возрасте у Матроны Поликарповны и Кирилла Петровича рождается сын Михаил. Прошло еще восемь лет и их первенец Александр оканчивает строительный техникум, а в 1934 году Белоусовы переезжают в Воронеж.

Проживая в Воронеже, Матрона Поликарповна знакомится и с тех пор постоянно духовно общается с настоятелем Михаило-Архангельской церкви села Ячейка Эртильского района Воронежской области игуменом Серафимом (Мякининым), без преувеличения отличавшимся святой и многоподвижнической жизнью. До самой его кончины он был матушкиным духовником и, скорее всего, от его рук она приняла свой монашеский постриг. А в пятидесятые годы примет схиму от руки их общего духовного сына - приснопамятного схиархимандрита Макария (Болотова), постриженника митрополита Зиновия (Мажуги).

По воспоминаниям духовника Тамбовской епархии, протоиерея Николая Засыпкина отец Серафим был чудесным человеком, истинным монахом и добрым пастырем. Невзирая на сложность времени, к нему шли и ехали из разных городов и весей люди со своими житейскими и духовными вопросами и нуждами. И он умел всех утешить, всем давал добрые и полезные советы. Так что после беседы с ним наступали покой и умиротворение, и возникшие сложности казались не такими уж неразрешимыми.

Вокруг подвижника-игумена образовалась небольшая община монахинь из закрытых монастырей, а также из новопостриженных тайных монахинь. Община существовала, конечно, нелегально, но жизнь в ней протекала строго по монастырскому уставу.

Бывая в Киеве, отец Серафим общался с преподобным схиигуменом Кукшей (Величко), который начинал монашескую жизнь на Святой Афонской горе, после чего с 1913 года до пятилетнего тюремного заточения и пятилетней ссылки, начавшихся для святого в 1938 году, и после своего освобождения был насельником Киево-Печерской Лавры, а затем с 1951 года подвизался в Почаевской Лавре, с 1957 года - в Иоанно- Богословском Крещатицком монастыре на Волыни, с 1960 года - в Свято- Успенской патриаршей Одесской мужской обители, где и закончил свой жизненный путь в 1964 году. Хорошо знаком был игумен Серафим и со знаменитым схиархиепископом Антонием (Абашидзе), который с 1923 года проживал в Китаевской пустыни Киево-Печерской Лавры, куда к нему как к истинно духоносному старцу приезжали со всей России верующие люди. В 1933 году схиархиепископ Антоний был арестован и приговорен к пяти годам условного заключения. Он поселился на частной квартире неподалеку от закрытой Киево-Печерской Лавры, но по милости Божией дожил до ее открытия и в 1942 году был погребен в ее стенах. Высоко ценя этих святых мужей, старец Серафим не меньше дорожил своей духовной дружбой и с единомышленной им Матроной.

Когда началась Великая Отечественная война, Матрона Поликарповна по свидетельству хорошо знавшего ее игумена Варсонофия ободряла и подкрепляла страждущих людей. А когда нигде не было воды, матушка из одного чайника чудесно напоила множество наших воинов.

Перед началом немецкой оккупации Воронежа Матрона Поликарповна вместе с мужем, дочерью Ольгой и тремя внуками спешно покинули город и стали беженцами. Ничего лишнего они с собой не брали. Кирилл Петрович вез салазки с детьми, а матушка несла в руках литографическую икону Скорбящей Божией Матери. Выбившись из сил, они остановились в одном из деревенских домов у самой линии фронта. Внуки плакали от голода, но накормить их было нечем. Матушка успокаивала их, говоря: «Сейчас, сейчас, ребята, мы вас накормим». Взяв в руки икону Богородицы, она вышла помолиться, и, упав перед образом Царицы Небесной, со слезами просила Ее о заступлении и милости.

И молитва эта была столь пламенна, что от крыши дома до неба образовался яркий как огонь столп, который заметил оказавшийся неподалеку милиционер. Заподозрив, что кто–то подает сигнал немцам, он вбежал в дом, но, увидев слезно молящуюся сияющую матушку, вышел из приютившего ее дома в изумлении. В ответ на эту молитву вскоре же нашлись добрые люди, которые принесли шестерым изможденным путникам распаренный овес и квашеную капусту. А матушка, вспоминая об этом, говорила: «Молитва, приносимая от чистого сердца, проходит сквозь небеса прямо к Престолу Божиему».

Матрона Поликарповна необыкновенно почитала Царицу Небесную и часто повторяла: «Как же Матерь Божия всех нас любит!» Особенно тронули ее слова Царицы Небесной, сказанные Матроне во время самого первого из Ее чудесных посещений: «Иду мир спасать, а Меня отовсюду выбрасывают» (выносят из домов на поругание Ее святые иконы). «Все кающиеся Мои будут», - говорила ей Богородица, поэтому матушка наставляла: «Никогда не надо отчаиваться. Надо иметь надежду, и Матерь Божия нас не оставит». Она особенно часто читала молитву: «Все упование мое на Тя возлагаю, Мати Божия, сохрани мя под кровом Твоим». И свидетельствовала, что бесы, не вынося этой молитвы, мстили ей и как будто сверлили ее поднимаемую для крестного знамения руку.

Муж матушки, Кирилл Петрович, каждый день читал акафист Тихвинской богородичной иконе. Много и усердно молилась и сама матушка. Иногда кто-нибудь из близких, по-человечески жалея ее говорил: «Матушка, ну сколько же можно молиться?». «Сейчас, сейчас... Вот теперь уже можно... Бог поможет», - произносила она. И действительно велика была сила матушкиной молитвы, которая всегда была действенна.

Внучка Матроны Поликарповны Юлия, рассказывала о случае, происшедшем с ее отцом, Александром, когда он был на фронте. Однажды во время очень тяжелого и кровопролитного боя он все время видел перед собой как бы изображение своей матери по грудь. Пули свистели беспрестанно, погибло много солдат, но он остался цел и невредим.

Как только немцы оставили Воронеж, Белоусовы возвратились домой.

 

По милости Божией Церковь получила возможность назначать епископов на вакантные кафедры и открывать новые приходы. В конце 1943 года епископат Русской Православной Церкви уже состоял не из 19, как это было в сентябре, а из 25 правящих архиереев, а в марте 1944 года, за два месяца до кончины Патриарха Сергия, насчитывалось уже 29 архипастырей. В их числе 19 марта этого года на вдовствующую Воронежскую кафедру был хиротонисан и возведен епископ Иона (Орлов).

28 ноября 1943 года было принято постановление Совнаркома № 1325 «О порядке открытия церквей». Согласно этому постановлению, ходатайство верующих о регистрации религиозной общины и предоставлении храма сначала должно было рассматриваться в местных органах власти. Затем они должны были направлять материалы в Совет по делам Русской Православной Церкви. Совет по рассмотрении всех обстоятельств выносил предварительное решение по ходатайству верующих, которое окончательно утверждалось уже Совнаркомом. Столь сложная процедура, конечно, призвана была притормаживать процесс возвращения Церкви ее разоренных храмов, но самому процессу все–таки дан был ход. Назначенные на кафедры епархиальные архиереи прилагали усилия для возвращения церквей, занятых под склады или клубы.[6]

В связи со всем вышесказанным, весной 1944 года по благословению новорукоположенного правящего архиерея Воронежской и Задонской епархии, епископа Ионы[7] Матрона Поликарповна Белоусова становится членом двадцатки и возглавляет исполнительный орган возобновляющей свою деятельность общины Свято–Никольского кафедрального собора города Воронежа, полагая тем самым начало новому для себя самоотверженному ктиторскому подвигу.

14/27 мая 1944 года в исполнительный комитет Центрального районного совета депутатов трудящихся города Воронежа поступило заявление «группы верующих, желающих добровольно объединиться для совершения религиозных обрядов по православному вероисповеданию» с письменным ходатайством «о регистрации религиозной общины при Никольском соборе» города Воронежа, расположенном по улице Таранченко, 19^А, «и о передаче» им «в бессрочное, бесплатное использование молитвенного здания, находящейся при нем сторожки и культового имущества». К заявлению были приложены списки членов двадцатки, исполнительного органа, Ревизионной комиссии, анкета на служителей культа, инвентарная опись и договор. Под заявлением стоит двадцать подписей, центральное место из которых принадлежит Матроне Поликарповне Белоусовой.[8] Действительность подписей заверена благочинным православных церквей Воронежской епархии, протоиереем Ал. Образцовым и секретарем исполкома Галчинской А.Я.[9]

ТИПОВОЙ ДОГОВОР гласил:

«Мы, нижеподписавшиеся граждане г. Воронежа заключили с исполнительным Комитетом Центрального Райсовета Депутатов Трудящихся в лице его полномочного представителя Галчинской А.Я., секретаря исполкома в том, что 27 числа мая месяца 1944 г. приняли от Исполкома Центрального Совета депутатов Трудящихся в бессрочное бесплатное пользование находящееся в г. Воронеже ул. Таранченко 19^Аодноэтажное каменное церковное здание, с находящейся при нем сторожкой и богослужебными предметами по особой нами подписанной описи на нижеследующих условиях:

1. Мы, нижеподписавшиеся граждане, обязуемся беречь переданное нам церковное здание и прочее имущество и пользоваться им исключительно соответственно его назначению, принимая на себя всю ответственность за целость и сохранность врученного нам имущества, а также за соблюдение лежащих на нас по этому договору других обязательств.

2. Храмом и находящимися в нем богослужебными предметами мы обязуемся пользоваться и представлять их в пользование всем нашим единоверцам исключительно для удовлетворения религиозных потребностей.

3. Мы обязуемся принять все меры к тому, чтобы врученное нам имущество не было использовано для целей, несоответствующих ст.ст. 1 и 2 настоящего договора.

4. Мы обязуемся из своих средств производить оплату всех текущих расходов по содержанию церковного здания и сторожки при нем, а также и находящихся в нем предметов, как то: по ремонту, отоплению, страхованию, охранению, по оплате долгов, налогов, местных обложений и т.п.

5. Мы обязуемся иметь у себя инвентарную опись всего богослужебного имущества, в которую должны вносить все вновь поступающие (путем пожертвований, передач из других храмов и т.д.) предметы религиозного культа, не представляющие частной собственности отдельных граждан.

6. Мы обязуемся допускать беспрепятственно, во внебогослужебное время, представителей Центрального Совета депутатов трудящихся и Уполномоченного Совета по делам русской православной церкви при СНК Республики, или облисполкоме к периодической проверке и осмотру имущества.

7. За пропажу или порчу переданных нам предметов мы несем материальную ответственность солидарно, в пределах ущерба нанесенного имуществу.

8. Мы обязуемся в случае сдачи принятого нами имущества возвратить его в том самом виде, в каком оно было принято нами в пользование и на хранение.

9. За непринятие всех зависящих от нас мер к выполнению обязанностей, вытекающих из сего договора, или же за прямое его нарушение, мы подвергаемся уголовной ответственности, при чем настоящий договор в таком случае может быть расторгнут.

10. В случае желания нашего прекратить действие договора мы обязаны довести о том письменно до сведения исполкома Центрального Совета депутатов трудящихся, при чем в течение недельного срока со дня подачи такого заявления, мы продолжаем оставаться обязанными этим договором и нести всю ответственность по его выполнению, а также обязуемся сдать в этот период времени принятое нами имущество.

11. Каждый из нас, подписавший договор, может выбыть из числа участников договора, подав о том письменное заявление исполкому Центрального Совета депутатов трудящихся, что, однако, не освобождает выбывшее лицо от ответственности за ущерб, нанесенный церковному зданию и прочему принятому имуществу в период участия выбывшего в пользовании и управлении имуществом до подачи указанного заявления.

12. Ни кто из нас и мы все вместе не имеем право отказа кому бы то ни было из граждан, принадлежащих к нашему вероисповеданию и не опороченных по суду, подписать позднее сего числа настоящий договор и принимать участие в управлении упомянутых в сем договоре имуществом на общих основаниях со всеми его подписавшими».

Договор скреплен и заверен теми же подписями и печатями, что и заявление.[10]

Что же передали общине полуразрушенного кафедрального собора богоборческие власти? Ознакомимся с описью переданного в руки старосты храма и девятнадцати ее сподвижников имущества, составленной беглым, но каллиграфическим почерком отца благочинного, и увидим, что все, что было возвращено верующим воронежцам, было либо ветхим и изношенным, либо настолько «простой работы», что не привлекло хищного внимания разорявших ставшую теперь кафедральным собором Свято- Никольскую церковь, сильно поврежденную за год и два месяца до этого - в марте 1943 года - во время бомбежки.

Инвентарная опись

Культоваго и Обиходнаго имущества

Никольской церкви г. Воронежа[11]

В списке «Членов Религиозной Общины Никольского собора г. Воронежа (Таранченко № 19-а)» пятидесятитрехлетняя домохозяйка Матрона Поликарповна Белоусова значится под номером один, а ее верный и надежный помощник и спутник жизни Кирилл Петрович, трудившийся тогда на фармацевтическом заводе рабочим, стоит четвертым. В столбце «Судимость» у них отмечено, что они не судимы, а в графе «Местожительство» значится, что жили они тогда по адресу 1^я Конно-стрелецкая улица, 15.[12]

Возглавляет Матрона Поликарповна и список Исполнительного органа религиозной общины Никольского Собора г. Воронежа, состоящий из трех человек, представленный властям 27 мая 1944 года.[13]Интересно то, что названный исполнительный орган был зарегистрирован «уполномоченным Совета по делам русской православной церкви при СНК СССР по В/О В. Гостевым» лишь через пол года - 14 ноября 1944 г.[14], в день матушкиного пятидесятичетырехлетия.

Когда будущая старица Серафима взялась восстанавливать разрушенный Никольский храм, у нее было всего пять рублей. Инокиня Н. вспоминает, что слышала в Мичуринске рассказ схимонахини Марии, жительницы города Воронежа, келейничавшей у матушки, о том, что Матрона Поликарповна стояла на молитве всю ночь, пол стал мокрым от ее слез. И уже на следующий день самые разные люди стали предлагать ей свою посильную помощь. И помощь эта по ее святым молитвам всегда приходила вовремя.

Монахиня М. вспоминает: «Собралась я как-то к матушке в Воронеж, где она в то время восстанавливала храм святителя Николая. Узнав это, люди стали приносить для нее продукты, с просьбой помолиться об их нуждах. Еду я, а сама думаю: «Вот, везу молящейся за всех нас матушке чужие грехи». Подходя к храму, от таких мыслей я даже заплакала. Когда матушка меня встретила, я ей с горечью сказала: «Вот чужие грехи тебе привезла». А она мне в ответ: «Давай все скорее сюда, мне как раз рабочих кормить нечем».

На праздник Крещения Господня 1945 года, верующие воронежцы, числом до пяти тысяч человек, шли Крестным ходом с иконами и хоругвями из Свято-Никольского кафедрального собора на Иордань. Шел с ними и Воронежский владыка Иона. Когда люди ступили на речной лед, послышался треск, сквозь образовавшиеся во льду трещины выступила вода. Матрона Поликарповна по своему обыкновению шла с богородичной иконой «Взыскание погибших» и громко просила Владычицу не дать погибнуть ни одной душе. Милосердием и заступничеством Царицы Небесной находившиеся на треснувшем льду люди были спасены, никто из них не провалился, не промок и не пострадал. После крестного хода все с благоговением прикладывались к матушкиной иконе Божией Матери. Целовали святой образ Царицы Небесной и милиционеры, очень удивленные происшедшим.

Однажды матушка пустила в сторожку храма попросившуюся переночевать Странницу. «Матушка, Меня никто не увидит», - говорила Она. Когда следом за Ней в сторожку вошел сторож, он действительно никого там не увидел, и на вопрос своей старосты: «Есть ли там кто?», - ответил: «Там никого нет». Матрона по уже знакомому ей особому сердечному чувству признала в Той ставшей невидимой Посетительнице Матерь Божию.

Когда пришло время покрывать крышу церкви, по молитвам матушки ей снова явилась Богородица и указала, где именно можно раздобыть понадобившееся кровельное железо.

Соборный храм во имя святителя Христова Николая был почти полностью восстановлен менее чем за год. 15 февраля 1945 года управляющий Воронежской епархией епископ Иона (Орлов) преподает Матроне Поликарповне Белоусовой свое архипастырское благословение и грамоту «за усердные труды на пользу Святой Божией православной Церкви в приходе Никольскаго Кафедральнаго Собора г. Воронежа». А, став архиепископом, дарит ей выпущенную в 1942 году Московской Патриархией книгу «Правда о религии в России» со следующей собственноручной надписью: «Ктитору Св. Храма Божия во имя Святителя и Чудотворца Николая, Матроне Поликарповой Белоусовой, проходящей свою должность с благоговением, усердием и примерной честностью на добрую память и молитвенное воспоминание». Под этим теплым посвящением стоит подпись владыки и дата 20/IV.1945 г. Прошло чуть больше месяца, и глубоко почитавший матушку Воронежский архиепископ Иона почил о Господе. Незадолго до этого к матушке подошел седовласый Старец, и, показав ей бутылку с водой, сказал: «Вот как в этой бутылке не достает воды, так и ты полностью не достроишь храм». Так и случилось. Вскоре после этого Матрона снова сподобилась видеть Богородицу, Которая, явившись много потрудившейся Своей угоднице,призвала ее к сугубому смирению и терпению, и предсказала ей имевшую продлиться целый год болезнь. В связи с действительно начавшимся недугом будущая старица Серафима отошла от дел и в 1946 году вместе с семьей возвратилась в Мичуринск, до переименования называвшийся Козловом.

Поселившись в Мичуринске, жила она неприметно. Неопустительно ходила в церковь. Непрестанно молилась и дома. Была великой постницей: даже на Пасху позволяла себе съесть только половину яйца. Никогда не видели, чтобы она отдыхала.

Многие из знавших матушку, даже и не догадывались о том, кем была эта простая русская женщина, избравшая в своей земной жизни нелегкую стезю послушания семье. Любовь и молитва - вот, чем служила матушка Богу и ближним. Все, что она говорила, всегда звучало очень просто и убедительно, с ней можно было молча побыть рядом, и уйти при этом, словно окрыленной.[15]

Н.В. вспоминает, как однажды пришла к матушке и принесла ей в подарок два платка. У одного платка была по краю широкая полоса, а у другого - множество тонких. Матушка сказала: «Вот смотри, так и в жизни: одна дорога широкая, а на другой много дорожек - надо угодить и мужу, и свекрови, и детям». Так высоко ставила матушка послушание семье. Она говорила, что для замужних женщин семья должна быть на первом месте. И за нее надо будет отвечать перед Богом: «Сначала за семью спросится, а потом за все остальное».

В семейной жизни матушка придерживалась строгости, крайне редко внешне проявляя свои сердечные чувства. Когда умирающий Кирилл Петрович протянул матушке на прощание руку, она, хотя и любила его всей душей, но, будучи уже тайно постриженной схимонахиней, на его рукопожатие не ответила. А когда он умер*, долгое время ни с кем не разговаривала и непрестанно молилась. Все, кто к ней тогда приходил, молча сидели возле подвижницы, и все равно уходили утешенными переполнявшей ее благодатью.

Рассказывают, что отличавшийся особым великодушием Кирилл Петрович даже в голодные военные годы кормил птиц вареными очистками от картофеля и другими остатками скудной домашней пищи. И стаи благодарных ему птиц провожали гроб своего кормильца до самого кладбища.

Приняв тайное пострижение в мантию с именем Мария, а затем и великий ангельский образ в честь преподобного Серафима, матушка стала теплой молитвенницей и настоящей печальницей нашей земли, дни и ночи проводила в непрестанных слезных молитвах перед своей келейной иконой Пресвятой Богородицы «Взыскание погибших».

Никогда не стремившаяся к богатству, живя в браке, она в совершенстве исполняла заповедь нестяжания, приняв монашество. Схиархимандрит Макарий вспоминал: «Бывало так, что, идя в храм, матушка брала с собой по четыре подрясника*, и по дороге все раздавала нищим». О необычайной, по-настоящему христианской, душевной щедрости и любви матушки Серафимы к ближним не раз рассказывал благочинному Мичуринского округа протоиерею Александру Филимонову покойный протоиерей Георгий Плужников.

Очень доброй была и покойная сестра матушки - Ксения. Неудачное замужество подорвало ее здоровье, и она рано умерла. После ее смерти матушке приснился чудесный сон: апостолы Петр и Павел переправляют ее сестру на лодке через широкую реку, а дна у лодки не видно - оно было сплошь покрыто узелками с подаяниями, которые Ксения во время своей короткой земной жизни щедро подавала неимущим», вспоминает Л.В.

К уже полученным матушкой свыше дарам молитвы, смирения и любви Господь еще более углубил уже проявлявшийся в ней ранее благодатный дар прозорливости. Задолго предсказала она открытие Тамбовского Преображенского и Мичуринского Боголюбского соборов, Задонского Богородицкого монастыря, что уже исполнилось, а также открытие и расцвет Богородице- Знаменского Сухотинского женского монастыря, чему еще предстоит свершиться. Заранее был ей известен и день окончания Великой Отечественной войны. Всегда предвидя приезд в Мичуринск своего духовного чада - будущего схиархимандрита Макария, матушка посылала его встречать, точно указывая номер поезда и вагона.

По рассказам самого отца Макария, мать Серафима была удивительным человеком. Всегда она говорила житийным языком, цитировала святых отцов, хотя толком и не училась. Все открывалось ей по благодати Божией.

Когда матушка стала старчествовать, знали об этом поначалу только духовно близкие ее чада: из Ельца, Грязей и других мест. Матушка встречала всех с такой любовью и милостью, что от нее выходили духовно обновленными. По дару прозорливости она обличала и тайные греховные мысли.

Как-то одна из пришедших к ней тамбовских монахинь подумала: «А может она в прелести?» Провидя ее мысли, матушка сказала: «Да не в прелести я!»

В Мичуринске жила сестра матушки Наталия Поликарповна, ставшая монахиней Серафимой, которую старица очень любила. Она сподобилась видения, когда молилась у матушкиного образа Богородицы «Взыскание погибших». Икона как будто бы ожила и молящейся монахине прямо из нее явилась Пречистая Дева. И матушка Серафима, и ее монахиня-сестра, особо почитали этот образ, как явленный и чудотворный. Сейчас он украшает собой восстановленную старицей в Воронеже Никольскую церковь[16].

О том, как именно наша старица молилась Божией Матери Л.В. вспоминает:

«Как-то я приехала к матушке, побыла у нее некоторое время и стала собираться в дорогу.

В келье у матушки, на угольнике, под святыми образами, стояла еще одна небольшая икона Божией Матери «Взыскание погибших», которой она благословляла духовных чад. Желая меня благословить, матушка попросила подать ей эту икону. Я направилась к угольнику, но икону не увидела: «Матушка, а ее нет». «Ну, принеси какую-нибудь другую», - ответила она. Я подала икону Благовещения и сказала: «Можно и этой благословить». Но матушка возвратила эту икону со словами: «Нет, поставь ее на место и принеси мне ту». Подхожу снова к угольнику и вдруг вижу образ «Взыскание погибших». Обернулась к матушке: «А она тут. Как же я ее не увидела?» Матушка сказала: «Чтобы видеть, надо просить: «Матерь Божия, не дай моей душе погибнуть», а ты не просишь»».

Л.П. отмечает в старице особый дар душепопечительства и ее ревность о спасении ближних:

«К матушке нередко обращались люди, ищущие материальную помощь. Когда одна женщина попросила: «Матушка, помолись, чтобы мне пристройку сделать», старица со скорбью сказала: «Души человеческие погибают. О каких же пристройках молиться?»

Монахиня М. вспоминает:

«Приехала я как-то к матушке в новом подряснике. Испытывая меня, она сказала: «Какой красивый на тебе подрясник, а мой совсем поизносился. Подаришь мне?» Я с радостью согласилась, только просила дать мне что-нибудь взамен, чтобы доехать до дома. Мы постирали данный мне подрясник, высушили, подрубили, погладили. Матушка и говорит: «Вот сколько трудов с одеждой, а с человеком? Ведь душа должна предстать пред Господом кристально чистой».

Н.В. матушка говорила: «Человеку за послушание даже соломинку трудно поднять».

О том, как осторожно вела ее старица по стезе духовной жизни, вспоминает ее послушница Евдокия (ставшая впоследствии схимонахиней Иегудиилой):

«Матушка меня как–то спросила: «Дунятка, ты молишься?» «Молюсь, матушка, молюсь», - сказала я. «А я вот, Дунятка, еще и не начинала».

Как-то пошли мы с матушкой в храм. У дверей стояли нищие. Я подумала: «Кому тут подавать? Пьяные». Только подумала, а матушка мне: «Дунятка, давай не разбирать».

Схимонахиня Питирима (в миру Мария Никитична Мурзина) впервые встретилась с матушкой в 1950 году в поселке Мордово в доме знакомого ей по Мичуринску диакона Иоанна. Она вспоминает: «Однажды, когда мы приехали с моей сестрой Клавой в Мордово и зашли к отцу Иоанну в дом, он пригласил к себе матушку Марию и, приготавливая нас к встрече, сказал: «Сейчас к нам придет великая старица».

Пришла матушка, познакомилась с нами, а потом посмотрела на нас внимательно и строго и вдруг говорит: «Отрежьте хлеба с медом и солью». В это время у отца Иоанна находился его родной брат Александр. Он отрезал нам по большому ломтю хлеба, намазал медом и посыпал солью. Мы с сестрой с удивлением посмотрели друг на друга: «Как же есть столько меда вместе с солью?»

А матушка сказала: «Вы удивляетесь, сколько вам меда и соли положили? Мед - чтобы вам было сладко, а соль - чтобы у вас была любовь между собою». Прошло время, и мы стали матушкиными духовными чадами.

В 1955 году знакомая нам бывшая монахиня Сухотинского монастыря матушка Порфирия поехала к преподобному старцу схиархимандриту Севастиану. Я передала с ней письмо, в котором просила батюшку благословить меня съездить куда-нибудь в святые места или к нему в Караганду. Батюшка благословил приехать к нему. Я сказала об этом тете Акилине, которая напутствовала меня такими словами: «Святые места должны быть в сердце, а благословение старца дается на всю жизнь».

Перед тем, как отправиться к отцу Севастиану, я поехала к матушке, и она за меня порадовалась: «Ой, Машутка, я у него была в Оптиной пустыни, он тогда был еще келейником. Обязательно поезжай».

Сестра очень за меня волновалась, ведь ехать надо было целых пять суток. «Клаша, не волнуйся, за его молитвы все будет хорошо», - успокоила ее матушка.

Перед поездкой наш Мордовский батюшка отец Василий и тетя Акилина отслужили молебен, и я поехала. С собой везла гостинцы от матушки. Когда прибыла, отдала их старцу Севастиану со словами: «Это от матушки Марии».

- Какой матушки Марии?

- Вы ее знаете, она в Оптиной бывала часто.

Он задумался и позвал блаженную Настеньку, которая у него жила. Спросил о матушке.

- Да ведь это Матрёнка, какая с Натальюшкой всегда приезжала, - сказала блаженная.

А тетя Акилина послала отцу Севастиану просфору и носки. Я их тоже отдала и сказала: «Это раба Божия Акилина из Большой Липовицы вам прислала. Оттуда родом старец Амвросий».

Мы тогда собирались переехать в город и хотели тетю взять с собой, ведь она была старенькая, и ей тяжело было ходить в церковь в Мордово за много километров. Но отец Севастиан не благословил: «Из деревни в город. Из города в деревню. Я у нее беру эту просфорочку, а ты обратно ей передай».

А мне задал вопрос: «Скажи, куда из кадила идет дым?»

- Вверх, батюшка.

- Вот так и ее молитвы.

- А скажи, как корабль держится, чтобы стоять и не качаться?

- Якорь пускает в море.

- Вот такая у нее вера и такая молитва.

Давно еще отец Амвросий Оптинский говорил, что в Большой Липовице будет большой столп. И мне не раз приходила такая мысль, что это тетя Куля, ведь она была прозорливой.

Я месяц прожила в Караганде и молитвами матушки Марии получила большое утешение от отца Севастиана и блаженной Анастасии, которая просила: «Батюшка, да уж оставь эту Марью у нас», но он возразил: «Да нет, у нее там сестра. Она ее не отпустит, вдвоем будут жить».

Когда вернулась, поблагодарила матушку: «За ваши молитвы я получила такое утешение».

В 1956 году я собралась съездить в Киев или в Почаев. Отец Рафаил из Вышенской пустыни, у которого я попросила благословения, сказал: «В Киев и Почаев тебе дорога набита гвоздями, а вот в Загорск езжай. Тебя преподобный Сергий давно ждет».

И матушка благословила: «Поезжай, поезжай, Машутка, обязательно». И я поехала вместе с еще двумя сестричками под Троицу - престольный праздник обители преподобного Сергия - в переименованный тогда в Загорск Сергиев Посад. И там я сподобилась большого утешения. Перед поездкой Мордовский отец Василий отслужил молебен и сказал мне: «Ты причащайся не на Троицу, а на Духов День». Почему он так сказал - я не знаю. Приехали к Преподобному. Мои спутницы причащались на Троицу, а я на День Святого Духа. В Лавре есть Духовская церковь, где отмечается этот престольный Праздник.

В День Святой Троицы я ждала своих сестер в храме. Все ушли, а я осталась. Вдруг из алтаря вышел Батюшка и стал тихонечко подвигаться к боковой двери церкви напротив академии. Меня как будто толкнула какая-то сила и я побежала вслед за ним брать благословение. На Батюшке был ветхий подрясник, простой крест, а глаза настолько впавшие, словно он только что вышел из Своего затвора ради совершающегося в обители Великого праздника.

Я и как раз вовремя подоспевшие сестрички взяли у Него благословение, после чего нас охватила такая необыкновенная радость, описать которую просто невозможно.

Когда я приехала к матушке и все это рассказала, она произнесла: «Не сомневайся. Вас благословил сам преподобный Сергий».

Надо еще сказать то, что моя мама, Царство ей Небесное, всегда заказывала Преподобному молебны, и, глядя на нее, я и сама молилась ему с детских лет с особенной любовью.

Я работала учительницей в районе и жила с сестрой в селе Большая Липовица Тамбовской области в старом, ветхом родительском домике, а потом мы его продали и купили себе вместе с матушкой Порфирией общее жилье в Тамбове. Кухня у нас была совместная, а комнатки отдельные. Перед переездом в Тамбов наша тетя старица Акилина нам сказала: «Два года покатаетесь и в свою развалюшку вернетесь». Так и произошло. Через два года сестра стала настаивать на возвращении в родительский дом, по которому она очень тосковала и захотела выкупить его обратно. Я отговаривала ее: «Стыдно будет переезжать опять на свою улицу». Но она настаивала на своем, и мы решили вернуться.

Матушка Порфирия, когда узнала, что мы уезжаем, расплакалась и сказала: «Я вас очень полюбила». А в том, как поступить с нашей частью тамбовского дома нас вразумила наша умершая мама. Я увидела сон: летит утка, ее подстрелили и она падает прямо мне в руки. Мне жалко ее бросить - можно же съесть, и я бегу к маме (к этому времени она уже умерла) и спрашиваю, что с этой уткой делать. Она сказала: «Отдай Петру», - так звали нашего брата. Он жил с женой и детьми через стенку от нас, и им действительно было тесно. И мы отдали наше жилье семье брата, а он был по профессии плотником и взялся помочь нам отремонтировать ветхий родительский домишко.

Когда я поехала за благословением к матушке Серафиме, она сказала: «Девчонки, начинайте ремонтировать. Займите у батюшек. Одну зарплату будете за дом отдавать, а на другую жить. Будет у вас все на вашей улице».

А ведь у нас в тот момент были только венцы и немного бревен, но по молитвам матушки дела стали продвигаться. Однажды утром, идут рабочие по нашей улице и спрашивают:

- Вам наличники нужны?

- Нужны.

- А дранка нужна?

- Нужна.

- Рамы?

- Нужны.

И все было так, как матушка сказала: мы полностью отремонтировали наш домик, он и сейчас стоит.

В 1958 году, когда мы еще жили в Тамбове, матушка приехала к нам из Мичуринска и говорит: «Машутка, завтра пойдем в Петропавловскую церковь на кладбище и там причастимся».

Я заколебалась: «Матушка, как же я пойду? Я работаю в школе, а в церковь родители ходят и меня увидят. Ведь учителям в церковь ходить нельзя». «Никто тебя не увидит, - успокоила она, - мы отца Василия попросим, и он нас исповедует на клиросе и причастит, когда все уйдут».

Мы пришли в церковь, я встала за боковую дверь и простояла там всю Литургию. После того, как все вышли - батюшка нас поисповедовал, причастил, утешил и мы пошли домой. На полпути остановились, перед нами был мост через железную дорогу, и виден был весь Тамбов. Матушка достала из-за пазухи батистовый платок и покрыла меня со словами: «Матерь Божия тебя покрывает. Береги платок и помни этот день». А был тогда праздник Тихвинской иконы Божией Матери.

Прошло три года, и я познакомилась в Сергиевом Посаде с архимандритом Тихоном (Агриковым). Пять лет ездила к нему исповедоваться, и он наблюдал за моей духовной жизнью. А потом дал мне параман и при этом произнес: «Как будешь приезжать, - привози его с собой».

Я как всегда заезжаю к старице и спрашиваю: «Матушка, а что это батюшка мне дал»? «О, Машутка, - сказала она, - это он тебя оденет. Бери его всегда с собой, когда в Лавру едешь».

Наступил 1961 год. Отец Тихон неожиданно надел на меня параман, и это произошло на праздник Тихвинской Божией Матери. Пророческие слова матушки сбылись. Я вся трепетала, а она меня утешала: «Ничего, ничего. Так Господу угодно».

А до этого в 1959 году по благословению матушки Серафимы и отца Тихона мы с матушкой Порфирией поехали по святым местам: в Киев, Почаев, Сергиев Посад и Глинскую пустынь, где, по их словам, нас ждало духовное утешение. Перед отъездом матушка Серафима дала мне черную сатиновую рубаху и сказала: «Увидишь там старчика, передай ему от меня эту рубашку».

Когда приехали в Глинскую пустынь, я встала в очередь на исповедь к батюшке, которого тогда еще не знала. Вдруг он вызывает меня: «Иди сюда. Иди сюда». Оказалось, что это великий старец схиархимандрит Андроник (Лукаш).

Я решила отдать матушкину рубашку именно этому старцу, спросила, где его келья и пошла к нему. Батюшка меня принял и духовно утешил.

В Киеве, по молитвам матушки, произошел еще один удивительный случай. Мы приехали во Введенский монастырь, который на другой день должен был закрываться. Вдруг, одна матушка подзывает монахиню Порфирию и спрашивает ее:

- Ты с кем приехала?

- Да вот с одной рабой Божией. Она учительницей работает. Мы с ней рядом живем.

- Ну, пойдете со мной. Я вас накормлю борщецом.

Мы зашли к ней, она и говорит: «Вот сейчас я вас пригласила, а у меня даже булочки нет». А потом сложила ручки и попросила: «Матерь Божия, пошли мне кого-нибудь, чтобы булочку принесли». И тут, открывается дверь и входит одна раба Божия и дает ей булку и хлебушек.

«Матерь Божия, спасибо, что Ты меня утешила» - возблагодарила Пречистую Деву матушка Евфросиния (так ее звали). Потом позвала меня: «Приложись к Кресту, я с ним была у Гроба Господня и усердно помолись. Что тебе будет! Смотри деточка, не откажись от Господа». Я отдала ей записку: «Матушка, на завтрашний день о здравии монахини Марии с духовными чадами».

Когда окончилась Литургия, матушка Евфросиния и говорит: «Детка, а ваша матушка Мария в схиме». Я удивилась этому.

«Что же мне подарить вашей матушке?» - задумалась она, а потом нашла ветхий апостольничек, весь в заплатках: - «Передай ей от меня на память. Я в нем молилась у Гроба Господня в Иерусалиме. А она ведь в схиме, с именем Серафима».

Возвратившись из святых мест, мы заехали к матушке Серафиме и все ей рассказали.

«Как хорошо, что вы побывали у такого старца и такой матушки! Да, я уже в схиме, Серафима» – подтвердила она.

В Покровском соборе города Тамбова в то время служил отец Николай Степанов, которого все любили. И тут по какой–то причине, его решили от нас перевести. Я рассказала все матушке Серафиме. Она вспомнила, что видела этого батюшку, и ей очень понравилось, как он служит. Матушка попросила меня подойти к нему и сказать, чтобы он молился святителю Питириму, но не велела себя называть, пока жива.

Я так и сделала. Слова матушки передала отцу Николаю. Вскоре все устроилось, и батюшку вернули в Покровский собор, где он настоятельствует и по сей день. После кончины матушки, я просила его молиться о схимонахине Серафиме.

«Помню, помню, поминаю матушку», - встречая меня, говорит отец Николай.

В 1961 году осенью я приехала к матушке Серафиме. Я вообще часто ездила причащаться в Мичуринск, ведь в Тамбове я работала учительницей, и многие меня знали.

Матушка говорит: «Машутка, сейчас приедет отец Власий (впоследствии схиархимандрит Макарий). Упади к нему в ножки и возьми благословение». Когда он приехал, то спросил: «А это чье чадо?» «Мое чадо», - ответила матушка. - «Это Мария Никитична, учительница».

«Она не учительница, а монахиня. А почему ты ее отдала»? - спросил ее отец Власий. Матушка отвечала: «Так нужно. Она будет моим и твоим чадом». Так и случилось.

В 1972 году батюшка постриг меня в схиму. Матушка это провидела.

Однажды мы приехали к матушке, а у нее был отец Власий. Сначала он говорил с нами весело, а затем, видя, что мы много смеемся, - строго. От такой внезапной перемены мы стали плакать навзрыд и не могли остановиться. Тут матушка открывает дверь своей кельи и говорит: «Ну, хватит тебе. Девчонки устали, надорвались от слез. Не надо с ними так строго».

«Ну, хорошо, матушка, ладно», - сказал отец Власий, а потом стал подносить всем в утешение воду, а меня обошел. Рядом со мной стояла одна матушка из Мордовии. Она это заметила и говорит: «Я сейчас скажу, что тебе батюшка не дал водички». Я остановила: «Нельзя, нельзя. Не говори, значит так нужно».

Батюшка спрашивает: «Ну, всех я напоил»? Я промолчала. А она опять: «Сейчас скажу». Я просила: «Нет, нет, Маня, не говори. Нельзя. Значит я не его чадо». В это время матушки Серафимы с нами не было. И тут открылась дверь ее кельи, и послышался ее голос: «А ты ведь не всех напоил водичкой, одну овечку пропустил, а ведь она тоже наша. Напои и ее». А батюшка: «Кого?»

- Машутку тамбовскую.

Он повернулся ко мне: «Разве тебе не дал»? А сам улыбается. Я молчу. Тогда он напоил и меня.

Ездили мы к матушке часто. А Кирилл Петрович говорил: «Матрона, приехали твои блаженные тамбовские», - так он нас называл. - «Ты сейчас будешь с ними говорить, а сначала надо покормить, ведь они с работы». Матушка просила: «Ну, вот и приготовь им чего-нибудь». Нас покормят, а потом матушка расстилает на пол одеяло и беседует с нами почти всю ночь.

Однажды сидели мы так после полуночи, и я очень захотела пить, но не смела сказать: «Матушка, благослови попить водички». Тогда она сама обратилась ко мне: «Машутка, ну что ты стесняешься, ведь пить хочешь, а молчишь».

Я сказала: «Матушка, мне стыдно. Время уже второй час ночи».

А она отвечает: «Иди, напейся, ничего».

Сама старица Серафима ела чрезвычайно мало. А когда ее близкие настаивали, чтобы матушка все же подкрепилась, она обращалась к своей добровольной послушнице Евдокие: «Дунятка, ну ставь на стол». Та подавала картошку и квас. Матушка несколько раз подносила ложку к устам, затем клала ее на стол и говорила: «Дунятка, ну теперь убирай все».

К чужой помощи она прибегала крайне редко, и больше старалась сама услужить всем - подать, поднести, накормить. И делала это с неизменным смирением и любовью.

У нас жил старец с Афонской горы - отец Игнатий. Он служил в районе и попросил меня достать печатку для просфор.

Я поехала к матушке и рассказала об этом. Она благословила меня на поездку в Троице-Сергиеву Лавру к отцу Тихону. Когда я приехала, то рассказала батюшке об отце Игнатии: «17 лет он был на Афоне, теперь служит на приходе».

На другой день отец Тихон дал мне печатку для просфор и икону Покрова Пресвятой Богородицы. Я возрадовалась: в храме, где служил отец Игнатий был Покровский престол.

Когда все привезла отцу Игнатию, он плакал от радости.

Матушка однажды спросила: «Машутка, а ты ребятишек из класса выгоняешь?» Я ответила: «Бывает, если разбалуются».

- Никогда не выпроваживай из класса, а то вдруг Господь и перед тобой закроет дверь, не надо.

- А по столу ты стучишь?

- Бывает и стукну.

- Нельзя...

- А как же быть? Иногда мальчишки девчонок за косы дергают, или колют пером в спину.

- А ты подойди потихоньку, поцелуй его в голову, он и присмиреет. К детям надо относиться с лаской и любовью.

Я старалась выполнять наказы матушки. Как-то на перемене мальчишки подрались, а я подошла, поцеловала одного и другого, они удивились и успокоились.

И когда директор однажды спросил учеников: «А кого вы из учителей больше любите?», - они ответили: «Марию Никитичну, она с нами ласкова и к вам никогда не водит».

А еще матушка говорила: «Машутка, надо покрытой ходить».

- Да как же я на урок приду покрытой?

- А ты умудрись. Когда женщина с непокрытой головой - от нее ангелы отходят. Матерь Божия так никогда не ходила.

Я попросила у директора разрешить мне ходить с покрытой головой, сославшись на то, что у меня часто болят зубы. И по молитвам матушки он разрешил.

Когда матушкин супруг Кирилл Петрович умер, прошло сорок, а может больше дней, и я увидела сон. Как будто иду я со своей сестрой на могилку к маме. Приходим. Сестра становится около креста, а я сзади. И вдруг, могила открывается, открывается гроб, мама садится в нем, а я спрашиваю: «Мама, как там тебе?» Мама ответила: «Хорошо. И очень-очень хорошо Кириллу Петровичу. Ведь он никогда не смеялся».

- А разве грех смеяться?

- Грех. Надо больше плакать о грехах.

Когда я рассказала о своем сне матушке, то она произнесла: «Вот чего, Машутка, твоя мама удостоилась. То не сон был, а откровение». Господь открыл, каким подвижником Кирилл Петрович был.

По матушкиному благословению я привозила кого-нибудь к ней, а она говорила: «Вот, Машутка, ты их везешь, а на мне все их грехи отражаются, от тяжести некоторых даже болею».

Но все равно матушка принимала всех с любовью и радостью. И все были несказанно этому рады, утешены ей и наставлены.

Однажды она сказала: «Вот, Машутка, спросит нищий копеечку - надо давать. Если есть - дай, а нет, не выражая неудовольствия, пройди мимо. Любое доброе дело записывается». На обратном пути от матушки (она ведь жила недалеко от железнодорожного вокзала) мне повстречался человек: «Дочка, дай две копейки, мне не хватает похмелиться». Вспомнив матушкины слова, я подала ему с сочувствием, жалостью и любовью.

Когда матушка была в Лавре преподобного Сергия, отцы Марк и Матфей позвали ее на исповедь к отцу Тихону. Он ее вечером исповедовал. После чего матушка говорила: «Как же отец Тихон исповедовал! Я словно побывала у Оптинских старцев, у своего старца Анатолия». А сам отец Тихон потом дивился: «Ну, Манюшка, и матушка была у меня! Не знаю, кто из нас исповедывался: она у меня или я у нее».

Когда отец Тихон меня постригал, то предостерегал: «Никому об этом не говори, даже сестре не рассказывай: все сохрани в тайне до времени».

Но я сказала: «Я тайну сохраню, но от одного человека не скрою».

- А кто это?

- Матушка Серафима.

И как только я приехала, она сразу же, у дверей, поздравила меня с постригом.

Перед моим отъездом в Сергиев Посад, матушка надела на меня свой пыльничек. Я протестовала: «Матушка, неудобно». Она сказала: «Так надо». Именно в этот раз отец Тихон и одел меня в мантию. Так все ей было открыто.

Подарила мне матушка на Пасху крашенное пасхальное яйцо и сказала: «Машутка, поставь его в свой святой уголок, и пусть оно там у тебя лежит». Прошло много лет. Я прибиралась к Пасхе и переложила яйцо в горку, боясь, что оно скатится и расколется, а потом о нем забыла.

Приезжаю я как-то к матушке на пасхальной неделе, похристосовались, а она спрашивает: «Машутка, а где мое яйцо, в святом углу его что-то не видно?»

Она так меня тогда удивила, что я заплакала и стала просить прощения. «Поставь его на прежнее место. Это яйцо не простое, а пасхальное и памятное», - ответила она.

Больше 35 лет я храню это яйцо. И оно по сей день цело, хотя уже высохло внутри и стало как камушек.

Однажды матушка познакомилась с нашей тетей Кулей (Акилиной). И какая это была встреча! Они поклонились друг другу в ножки. Матушка произнесла: «Ну, раба Божия Акилина, хватит тебе скрываться. Пора и людей утешать, а то ты все в сторонку, да в сторонку».

- Матушка, я неграмотная, ничего не могу.

- Все ты знаешь. Все ты видишь. Утешай людей, принимай.

- Стара я, матушка, ведь мне под восемьдесят.

Они долго беседовали наедине, и это было для меня радостно, ведь мы с тетей были вместе с детства. И этот случай еще раз подтвердил то, какой великой прозорливицей была матушка Серафима. Она в первый раз увидела мою родственницу, а ей уже было открыто кто она такая.

Пришло время и мне пришлось оставить работу учителя. Мне предложили уйти, так как проведали, что дома у меня есть иконы. Я не знала, как поступить и приехала к матушке.

«Машутка, уходи, - сказала она, - напиши заявление по собственному желанию и уходи, ведь так они тебя не имеют права уволить. Для мира ты уже поработала, теперь поработай для Бога».

В 1963 году я ушла с работы и матушка для утешения сказала: «Старец Анатолий Потапов часто мне говорил: «Матронушка, сходи к отцу Нектарию - там медку хлебни. Сходи к отцу Исаакию - там немножко хлебни». Чтобы утешить, матушка меня и еще одну сестру послала к отцу Митрофану. Мы тут же собрались и поехали.

Приезжаем. Там была мать Ксения, которая как увидела меня, так и говорит: «Какая радость, батюшка, кто приехал! Вы давно хотели ее видеть».

Я увидела отца Митрофана и заплакала. А он все провидел: «Что ты плачешь? Не скорби, Господь тебя утешит: Матери Божией будешь служить». Я еще больше расплакалась:

- Батюшка, где же я буду Матери Божией служить?

- А Господь тебе укажет.

От отца Митрофана поехала я к матушке.

«Ну что, Машутка, утешилась? - обратилась она ко мне. Я благодарила матушку, пересказала ей батюшкины слова. В то время церковь была в Тамбове только одна и матушка благословила меня и мою сестру трудиться в Покровском соборе. Я устроилась в просвирню, а через 2 года меня перевели в ризницу. Сестра 20 лет проработала в Покровском соборе, а я - двадцать семь. И это все за молитвы матушки и близких ей по духу старцев.

Матушка говорила: «Когда откроется в Мичуринске Боголюбивый собор, спешите там хоть пол подмести». Откроется и Преображенский собор святителя Питирима в Тамбове. Мы удивлялись: «Неужели доживем?»

- Доживете, доживете.

В начале 1966 года, когда я работала в ризнице, к нам зашла подруга моей родной сестры и спросила: «Мань, а у вас ветхие иконы сжигают?»

- Бывает, что сжигают.

- У меня икона есть, на которой ничего не заметно, темная, никакого образа нет. Можно ее принести? Я тебе отдам, а когда будут сжигать - сожги.

- Приноси. Владыка объявит, когда будут сжигать.

Она принесла икону, я ее протерла, но на сжигание отдать побоялась, решила попросить благословения у матушки. Матушка сказала: «Нет, Машутка, не давай на сжигание. Этой иконой я тебя благословлю. Поставь ее в красный угол и молись. Со временем увидишь, какой образ на иконе. Когда откроется обитель, отдай ее туда, она чудотворная».

Дома я молилась перед этой иконой, читала акафист Спасителю и Матери Божией, и вот она начала обновляться. Сначала появился крестик, а потом образ Спасителя-Богомладенца. Когда обновилась дальше, то появился образ Матери Божией Вышенской. Это очень редкая икона. Я стала перед ней читать акафист Казанской Матери Божией (Вышенской иконе читается этот акафист). Теперь она полностью обновилась.

Однажды мы с сестрой приехали к матушке, она обрадовалась, встретила нас со словами: «Сейчас ко мне придет драгоценная Матушка, великая Странница. Она ходит везде - и по больным, и по тюрьмам. Может Господь сподобит, и вы Ее увидите». Прошло немного времени. Заходит Странница в ветхой одежде, ботинки в пыли, на голове - белый платочек. Матушка подвела нас к Ней: «Драгоценная Ты моя Матушка, хоть Ты и устала, благослови вот этих девчонок». Странница нас благословила. Потом матушка Серафима сказала: «Вы уж девчонки не обижайтесь, Она устала, и я положу Ее отдохнуть». И положила Ее прямо на свою неразобранную белую постель. Странница, как нам показалось, сразу уснула, а матушка тем временем пошла в сад и сорвала там для Гостьи самую красивую розу. Прошло некоторое время, и Она пробудилась. «Ты, Машутка, оставайся тут, а Клашутку я возьму с собой - с ней Матушка поговорит», - сказала мне матушка Серафима. Кто была Та Странница, мы так и не узнали, но от встречи с Ней мы ощутили никогда до этого не испытываемую неизреченную и невместимую радость.

Уже при конце ее жизни мне довелось сопровождать матушку в Тамбов. Тогда еще поезда не ходили, и надо было ехать через село Лысые Горы автобусом. Когда мы доехали до собора святителя Питирима, тогда уже закрытого, старица сказала: «Обойдем вокруг, приложимся к алтарю, а потом пойдем к Питиримовскому источнику». А затем спросила: «Ты знаешь это место?».

- Знаю, конечно, там под землей источник.

- Мы пойдем и омоем в речке ножки, а потом уже к вам домой.

Так мы и сделали: окунули ноги и стали подниматься в гору. Дело было в парке и ступенек было много.

И вот, когда мы почти поднялись на последнюю ступеньку, увидели Младенца лет пяти, с Ним была молодая Женщина в черном одеянии. Младенец Тот был необыкновенной красоты: голубые-голубые глаза, волосы кудрявые, рубашка вышитая, штанишки длинненькие. Матушка упала перед Ним на колени, а я поднялась на последнюю ступеньку и стала сзади них. Она поцеловала Ему ножки и спросила: «Куда Ты идешь?» Он ответил: «Я иду лодочки смотреть». Матушка Его еще о чем-то спросила, но я не слышала. А потом Он задал ей вопрос: «А ты откуда идешь?»

- Я иду от источника святителя Питирима.

С колен матушка так и не вставала.

Когда, расставшись с Ними, мы шли по парку, матушка сказала: «Машутка, как же святитель Питирим меня утешил. Вот, не знаешь, где Господь пошлет утешение. Если бы ты знала, я сейчас не могу в себя прийти, Какого мы видели Младенца! Кого мы видели!».

Домой к нам мы пришли пешком. Над койкой у меня висела картина, которую дал мне в Лавре отец Тихон. Я думала, что на картине изображено, как святые Иоаким и Анна сопровождают свою богодарованную Дочь-Младенца. А оказалось, что это были Матерь Божия с праведным Иосифом, с Богомладенцем Иисусом. Матушка посмотрела на эту картину, сделалась и умиленно доброй, и сосредоточенно серьезной, а потом сказала: «Машутка, вспоминай, Кого мы видели». Я заплакала: «Матушка, теперь и я не могу в себя прийти». А она повторила: «Вспоминай всегда, Кого мы видели».

Одна сестра хотела поехать с нами к матушке и все спрашивала: «Когда же вы меня возьмете с собой?» Я просила у матушки благословения на то, чтобы привезти ее, но она возразила: «Нет, я уже стара людей принимать».

Вернувшись, я рассказала обо всем этом сестре, она расплакалась: «Что же мне погибать? Ведь сколько я в церковь хожу, никогда старцев не видела».

Когда я снова приехала к матушке, то все это ей поведала. Она и говорит: «Я пошла в церковь и поделилась с отцом Георгием: рассказала о твоей просьбе и о том, что я отказала. Отец Георгий со мной не согласился: «Пока рыбка ловится, лови. Всем хочется услышать наставление». Так что привези ее, Машутка, и пусть молит она об этом Матерь Божию». Я так и передала сестре.

- Как же я буду просить Матерь Божию, и как Она мне даст ответ?

- Проси с усердием. Матерь Божия покажет. И сестра молилась перед Казанской иконой Божией Матери. Вдруг, на другой день она приезжает: «Маня, вези меня к матушке! Я просила Матерь Божию, как могла, и вдруг: Она повернула Свой лик в сторону Мичуринска. Я вскакиваю и лечу к тебе. Вези, как хочешь». И вот привезла я ее к матушке. Была зима. Я сама вошла в дом, а сестру оставила в саду. Матушка собиралась топить печь. «А, это ты, Машутка, небось, привезла эту Марьюшку, а где же она сама?»

- Я ее в саду оставила.

- Ну, ступай, зови. Пусть проходит.

Мы из сада зашли на кухню, а там полным–полно дыму. Матушка: «Господи, помилуй, что же это такое? Никогда столько дыма не было». А Мария, услыхав это, упала матушке в ноги, разрыдалась, не остановить: «Это я вся в дыму, прокоптилась. Никто ничего мне не подскажет, одна я». «Ну, садись, Машутка, садись, - приласкала ее матушка, - сейчас я тебя утешу». И стала Мария матушкиным чадом.

Некоторое время спустя, благословила меня матушка везти Марию в Задонск: «Вези ее, ей батюшка иночество даст». И она стала инокиней.

Еще была одна Клавочка. Окончила школу и не знала, куда пойти учиться. Детей в семье у них много, а средств на их учебу не было. Мать Клавы обратилась ко мне за советом, как быть? Я сказала: «Завтра придет ко мне матушка, приходите». И они пришли, стали у матушки спрашивать благословение, куда пойти учиться. А матушка: «Ой, никуда ей не надо. Благословляю только на портниху учиться. Будешь хорошая-хорошая портниха». А потом повезла ее к отцу Власию. Там она помогала шить ризы и многое другое. Батюшка сказал: «Ну вот, Клавдия, ты будешь портниха, да еще какая! Архиерейская портниха!» Что и сбылось.

Протоиерей Николай Засыпкин впервые услышал о матушке в начале 1950-х от протоиерея Иоанна. А затем, по прошествии нескольких лет и лично познакомился с ней у игумена Серафима (Мякинина), с которым он тесно духовно общался пока этот старец, уже постриженный в великую схиму с именем святителя Митрофана Воронежского, не преставился 25 декабря 1964 года ко Господу.

Отец Николай вспоминает: «Однажды летом я приехал к нему на велосипеде (проделав путь около 40 км) и увидел незнакомую мне матушку с лучистыми глазами и тихой, плавной речью. Батюшка меня с ней познакомил, сказав: «Это матушка Мария (тогда она не была еще в схиме) из Мичуринска». Так я впервые увидел матушку. В это время за батюшкой приехали из соседнего села, чтобы пособоровать и причастить больного. Уезжая, батюшка сказал матушке, чтобы она со мной побеседовала. Уже наслышанный о матушкиной прозорливости, я очень волновался, но своей беседой матушка сразу меня успокоила. Более двух часов слушал матушку. Она ни о чем меня не спрашивала. Она все время рассказывала. Я слушал с большим интересом, но не все из сказанного мне было понятно, а переспрашивать постеснялся.

Вернулся батюшка, была еще общая беседа, подробностей которой уже не помню. На второй день, попрощавшись с матушкой и взяв благословение у батюшки, отправился на своем велосипеде домой. Ветер был встречный и довольно сильный, но я как-то не замечал этого. Всю дорогу в мыслях воспроизводил вчерашнюю беседу с матушкой и с удивлением понял, что из ее уст услышал историю всей своей жизни и много советов на будущее, которые потом очень пригодились. Меня поразила мудрость и прозорливость матушки.

В конце 1959 года, по независящим от нас причинам, нашей семье предстояло переезжать из одного района в другой. Дали возможность выбора - предложили три места, и одно из них - Юрловка (тогда еще райцентр). Съездив туда и подумав, я отказался. 30 ноября поехал посмотреть еще один пункт - Шехмань (до 1959 года - райцентр, а после ликвидации Шехманского района - большое село Петровского района).

На обратном пути через Мичуринск заехал к матушке Серафиме просить благословения на переезд. Погода стояла теплая. Матушка благословила и сказала: «Я буду молить Царицу Небесную, чтобы вы там прожили как можно дольше. Вам там будет хорошо». (По молитвам матушки мы прожили в Шехмани 26 лет до переезда в Тамбов и нам там, действительно, было хорошо.) Переезд намечался на воскресенье 6 декабря. Я стал говорить матушке о трудностях переезда, ведь мы сделали все заготовки на зиму, у нас четверо детей, а младшему - всего три месяца, опасался, что похолодает. Она успокоила, сказав, что все перевезем, и нас Царица Небесная согреет.

1 декабря, вернувшись в Мордово, рассказал о своих впечатлениях и о том, что матушка благословила переезжать. Мы стали готовиться к переезду. В автотранспортном хозяйстве выписали две грузовые машины, в райпотребсоюзе пошли нам навстречу и дали для детей с женой легковую. И вот в канун намеченного дня отъезда, в субботу 5 декабря в ночь на 6 декабря, стукнул мороз. Именно стукнул - 30 градусов по Цельсию. Но деваться некуда, откладывать день отъезда нельзя. Рано утром пошел в автохозяйство уточнить время погрузки, и по дороге мне чуть не перехватило дыхание от мороза, а в голове мысль: «А матушка говорила, что нас Царица Небесная согреет; вот так согрела».

Подошли машины, погрузили все, что нужно везти: картофель в мешках - на солому в открытый кузов, соленья и все заготовки в кадках и банках, также кур и гусей в клетках… И еще было жаль оставлять большой фикус и пальму хамеропс, погрузили и их в платяной шкаф, жена с детьми и бабушкой сели в «Газик», но по дороге испортилась обогревательная система, и они ехали 70 с лишним километров в необогреваемой машине. Доехали благополучно, только куры немножко обморозили гребешки, но дети не замерзли, картошка тоже не померзла, и даже фикус и пальма остались неповрежденными. Это для нас было настоящим чудом, и все - по молитвам матушки. И сколько было случаев в нашей жизни, подтверждающих силу молитв незабвенной матушки Серафимы!

Моя младшая сестра оформила гражданский брак с молодым человеком, с которым была знакома несколько лет, а вот венчание и свадьбу отложили на 1,5 или 2 месяца. Жених уехал в Тамбов, где он жил на квартире и работал, а сестра осталась с мамой в деревне. И надо же такому случиться - за ней стал ухаживать молодой человек, родителям которого очень хотелось видеть мою сестру своей снохой. Они стали «атаковать» сестру так, что она растерялась. Мама прислала письмо с просьбой помочь в сложившейся ситуации. Первой моей мыслью было: поехать к отцу Митрофану, взяв с собой сестру, но такой возможности в это время не представлялось. Вскоре у нас появилась необходимость ехать с женой в Тамбов, в поликлинику. Ехать нужно было поездом через Мичуринск. И тогда я написал маме письмо с просьбой, чтобы сестра приехала к нам для совместной поездки в Тамбов, а по пути мы заедем в Мичуринск к матушке Серафиме.

Сестра приехала к нам, и мы втроем отправились в путь. В Мичуринске зашли к матушке (сестра первый раз). Зашли сразу все вместе. Матушка о нашем приезде предупреждена не была, и по какому поводу мы к ней зашли, знать не могла. Она, как всегда, приветливо встретила и произнесла, обращаясь к сестре: «А вот и невеста приехала, уже просваталась, а теперь колеблется». И стала говорить о том, что оформление гражданского брака - это уже обещание, и его нужно выполнить, и что молодой человек, добивающийся того, чтобы она вышла за него, имеет в своем характере и образе жизни много недостатков, которые будут помехой в семейной жизни. А венчаться и создавать семью нужно с тем, с которым расписалась, человек он хороший. Матушка дала сестре небольшую иконку (литографию) Почаевской Божией Матери, с которой сестра не расстается до сих пор, и еще дала пирог и сказала, чтобы пригласили жениха сестры на квартиру, где остановимся, и вместе с ним поужинали, угостив этим пирогом, что мы и сделали. Весной наши молодые повенчались и мирно живут вот уже более тридцати лет.

В 1964 году День Светлого Христова Воскресения приходился на 3 мая. Таким образом, было три свободных от работы дня. Мы с супругой решили поехать на Праздник Пасхи к отцу Митрофану в село Путятино Липецкой области, где он тогда служил в храме вторым священником. Это было последнее место службы батюшки. В Путятине мы ни разу не были. В Великую Пятницу 1 мая отправились в путь. Как всегда, приехали к матушке в Мичуринск за благословением. Мы не знали, как из Липецка доехать до Путятина. И матушка пригласила своего зятя Василия Васильевича, подробно рассказавшего, как добраться до этого села. Она благословила нас в дорогу, дала кулич и просила передать его отцу Власию (впоследствии - схиархимандрит Макарий), который в это время служил в городе Задонске вторым священником в Успенском храме. По дороге в Липецк мы с супругой недоумевали: почему кулич надо передать отцу Власию, если мы едем не в Задонск, а в Путятино, а у матушки об этом спросить постеснялись. Потом мы решили, что, наверное, отец Власий будет на Пасху у отца Митрофана, потому что они часто общались.

Доехав до Липецка, городским транспортом добрались до автовокзала, от которого автобусом можно было доехать до Путятина. Когда хотели приобрести билет на автобус, нам объяснили, что рейс до Путятина отменяется в связи с бездорожьем. Ничего не оставалось делать, как возвращаться домой, а для этого нужно было переехать на другой автовокзал. Огорченные, приехали на автовокзал, но не успели взять билет до станции Грязи, как объявили посадку на автобус Липецк-Москва, следовавший через Задонск. В автобусе оказались свободные места, и мы доехали до Задонска. К отцу Власию на квартиру пришли уже глубокой ночью, и сразу же пошли на ночную службу (Утреню Великой Субботы).

Таким образом, Праздник Пасхи встретили в Задонском храме, разговлялись за трапезой у отца Власия, и действительно передали ему из рук в руки матушкин кулич.

Однажды я приехал к матушке в Мичуринск, по пути купил конфет. Как всегда, матушка встретила радушно, накормила. Пришла мысль: дать матушке еще рублей пять денег, а следом - другая: а с чем в следующий раз приеду? Жили мы небогато. Конечно, я знал, что эти рубли матушка отдаст кому-то из нуждающихся. Но все-таки вторая мысль взяла верх - пятерку я не дал. Побыл у матушки, насладился ее беседой, взял благословение на дорогу. Пожелала она мне счастливого пути и при этом слегка улыбнулась. Я не спеша пошел на вокзал к электричке, почему-то решив, что электричка на Грязи отправляется не в 15 часов 15 минут, а в 15 часов 45 минут. Подходя к вокзалу, услышал объявление об отправлении моей электрички. Бросился бежать со всех ног и, запыхавшись, в последний момент вскочил в вагон. Подумал, что сейчас, немного отдышавшись, пройду в головной вагон и куплю проездной билет. Но как только тронулся поезд, подошел контролер с проводницей и потребовал предъявить билет. Я пытался оправдаться: мол, опаздывал, не успел купить билет в кассе, думал, что возьму в вагоне. Проводница решила защищать меня, но контролер был непреклонен: «Плати штраф!» Так и пришлось отдать ту самую пятерочку сверх стоимости проезда.

Через небольшой промежуток времени я опять приехал к матушке. Она все так же приветливо встретила меня и спросила: «Ну, как, голубчик, в прошлый раз доехал?» Ответил: «Слава Богу, матушка, хорошо». Она и говорит: «А ты всегда старайся держать руку не так (сжала все пять пальцев в кулак), а вот так (широко раскрыла ладонь)». Я ничего не говорил матушке о том, что меня оштрафовали в прошлую поездку. И это было сказано мне в назидание - обличение в скупости и напоминание, что «рука дающего не оскудевает». Так незабвенная матушка обличала нас в пороках.

Перед началом весенней распутицы в сельскую аптеку, где я работал заведующим, разрешили в виде исключения на время весенне–полевых работ завезти аптечки первой медицинской помощи, перевязочные материалы и медикаменты с Тамбовского центрального аптечного склада, хотя мы были прикреплены на снабжение к Мичуринскому межрайонному складу. Я заказал в местном автотранспортном предприятии грузовую машину, и рано утром по морозцу мы выехали из села. Можно было ехать прямо на Тамбов, но эта дорога хотя и была короче, была хуже, поэтому решили ехать через Мичуринск. От села до Мичуринска дорога была грунтовая без покрытия, а от Мичуринска до Тамбова (бетонки тогда еще не было) дорога была вся разбита. Доехав до Заворонежского (в пригороде Мичуринска), я оставил шофера с машиной у столовой, чтобы он позавтракал, а сам городским транспортом поехал к матушке за благословением.

Она, как всегда, приветливо встретила. Я рассказал о цели своего визита, высказал свои опасения, потому что дорога была трудной. Но матушка благословила и сказала, чтобы я не волновался: все будет хорошо, и мы доедем благополучно.

До Тамбова доехали нормально, потому что еще было морозно. На складе по своему заказу все получили, погрузили на машину, закрыли груз оказавшимся дырявым брезентом, но в ночь в обратный путь выезжать не решились, думая, что будет лучше выехать рано утром по морозцу. Машину оставили на территории склада под открытым небом. Только в ночь мороза не было, а пошел сильный дождь. Я совсем не спал, переживал за свой товар, ведь брезент тот был укрытием ненадежным, а дождь прошел очень сильный. Рано утром выехали, и уже за городом увидели, что дорогу развезло, на ней стоит вереница машин, и проехать по ней кажется невозможно.

Однако шофер спокойно, хотя и медленно, но уверено повел машину вперед, объезжая буксующие или стоящие машины. В пути мы были очень долго, потому что ехали, что называется «куриным шагом». Однако нигде не буксовали. Иногда казалось, что дальше ехать невозможно, но все-таки потихоньку продвигались вперед. Шофер был совершенно спокоен. Поздно вечером, а вернее, ночью благополучно добрались домой. И теперь уже волнение было о том, как сохранился груз.

Разгрузили машину, проверили наличие товара по счетам: все было на месте, и, хотя некоторые картонные коробки подмокли, испорченного товара не оказалось. Это было настоящим чудом. Только по молитвам матушки без приключений доехали по такой дороге, и все медикаменты и наборы аптечек оказались невредимыми.

Заболела раба Божия Мария, которая часто навещала матушку Серафиму. Врачи поставили страшный диагноз, направили в Тамбовский областной онкодиспансер. Надежды на выздоровление не было, проведенная хирургическая операция лишь только это подтвердила. Приехав из Мичуринска в Тамбов, матушка Серафима направилась в больницу. Вошла в палату, взяла больную за руку и сказала: «Вставай, Манька, нечего лежать!» Больная вскоре выписалась, вернулась домой и стала поправляться. Затем она приняла монашество с именем Гермогена и еще прожила после операции более тридцати лет.

На Пасху 1996 года она сказала своим близким: «Все, это моя последняя Пасха на земле. Матушка Серафима во время моей болезни сказала, что я умру тогда, когда откажут ноги. Ноги отказывают…». Матушка Гермогена умерла в июне 1996 года, через 29 с лишним лет после кончины схимонахини Серафимы.

Однажды отец Макарий благословил меня на покупку фотоаппарата, сказав при этом, что мне будет поручено одно дело, которое еще никому не поручалось. Я купил фотоаппарат ФЭД, все необходимое для фотосъемки и печатания. До этого понятия не имел, что мне когда-нибудь придется фотографировать. Хотя, когда я в первый раз в начале 1956 года приехал к отцу Митрофану, то услышал в храме за своей спиной: «Фотограф приехал». Фотоаппарат я купил где-то в 1965 году. И вот батюшка благословляет поехать к матушке и сфотографировать ее. Как сейчас помню, приехал в Мичуринск ранним апрельским утром, пришел в келью. Матушка была там со своей келейницей. Я сказал о цели моего приезда и, хотя она не любила фотографироваться, меня благословила. Неопытный фотограф с великим волнением приступил к своему делу: сделал несколько кадров и уехал.

Дома сразу же приступил к проявлению пленки и печатанию снимков на фотобумаге. Хотя фотографии и были, может быть, не совсем удачными, но если учитывать, что это был мой первый опыт, то, конечно, то, что они вообще получились, тоже было чудом.

И вот через несколько дней моя супруга поехала к матушке. Я послал с ней по нескольку фотографий разных видов. Матушка просмотрела их и сказала: «А еще нет одной карточки, где я в черном платочке». Действительно, я почему-то не отпечатал эту фотографию. Сделав и ее, через некоторое время поехал к матушке. Она мне сказала: «Мало карточек-то, все раздала». А я в ответ: «Матушка, еще сделаю - побольше». И уехал.

И вот, в следующий выходной день, а он у нас тогда был в четверг, приготовился печатать матушкины фотографии. Все для этого было готово, и я был уверен, что теперь-то у меня дело пойдет быстро. Закрылся в темной комнате с красным фонарем и начал работать. К моему удивлению, первый отпечаток при проявлении был, как бы покрыт туманом. Почему-то решив, что все дело в температуре проявителя (мне показалось, что он слишком холодный), слегка подогрел раствор и сделал еще один отпечаток - результат тот же самый. Тогда решил, что перегрел раствор и охладил его. Никаких изменений. И тут меня осенило: ведь я сказал матушке, что «еще побольше сделаю», а благословение на это дело и не подумал попросить! Тут же мысленно попросил прощения и благословения. И все сразу наладилось».*

Л.В. рассказывает:

«Однажды к матушке приехал иеромонах Василид из Почаева. Когда пришло время ему уезжать, матушка подала ему хлеб, приговаривая: «Возьми, возьми, пригодится». Он возражал: «До Москвы недолго», - но, уступая матушкиной просьбе, хлеб взял.

В пути, по каким-то причинам, поезд стоял восемь часов. Матушкин–то хлеб и пригодился.

В 1964 году, при погребении старца схиигумена Митрофана в городе Воронеже, присутствовал настоятель Михаило-Архангельской церкви поселка Мордово, протоиерей Александр Бородин со своей матушкой Агриппиной. К нему подошла находящаяся там матушка Серафима и сказала: «Примите монашество». Мысленно отец Александр усомнился в услышанном: «Какое же монашество? Матушка, дети...». В ответ на его мысли, схимонахиня уточнила: «Не сейчас, а в 60 лет».

О пророческих словах матушки отец Александр помнил всегда, а в возрасте 57 лет серьезно задумался над тем, что же может привести к монашеству: смерть матушки, кого-то из детей или собственное болезненное состояние? Примерно в том же возрасте он тяжело заболел. Слова схимонахини Серафимы о принятии монашества были подтверждены и другими старцами. После тяжелой операции он принял схиму с именем святителя Питирима, после чего прожил еще несколько месяцев и упокоился. Вскоре приняла схимнический постриг и овдовевшая матушка Агриппина».

Л.П. вспоминает:

«У нас дома случилось несчастье. Мою младшую сестру увезли на скорой в больницу. Что с ней было, мы не знали и волновались, ведь сестра ждала ребенка. Утром я побежала к матушке - та лежала с перевязанным животом, всю ночь мучаясь от боли. Увидев меня, сказала келейнице: «Дунятка, развязывай меня». Евдокия размотала полотенце, а матушка спросила: «Что у вас случилось?» Я рассказала. Матушка повернулась к святым образам: «Будем молиться». «Мы хотим, чтобы ребенок был», - просила я. Матушка снова посмотрела на иконы, а потом повернулась ко мне: «Нет, уже делают чистку». Примерно в это время в больнице сестре делали «чистку».

Как-то, когда я - еще молоденькая девушка - очень поздно возвращалась от матушки, меня окружили ребята. Они пересвистывались, толкались со словами: «Вот ты какая стала, в школе не такая была». Мне стало очень страшно, и я в ужасе взмолилась: «Матушка, помоги! Матушка, помоги!» Когда они наконец-то отстали, я облегченно вздохнула и поспешила домой. Утром матушка встретила меня словами: «Что вчера с тобой было? Ты мне всю душу вымотала». И я ей обо всем рассказала.

В другой раз я возвращалась от матушки ночью, и в парке мне встретился мужчина во всем черном. Его одежду я приняла за монашескую. Остановилась от удивления: «Ой, монах!». А он размахнулся и со злостью ударил меня по лицу, а потом ушел. Матушка на другой день сказала: «Если бы я не молилась за тебя, то не то бы было».

Я год не ела мяса, но об этом ничего не говорила матушке. Однажды у нас на работе (в цехе консервного завода) стали делать свиную тушенку. Мясо было душистое, вкусное, и женщины соблазнили меня попробовать. Прихожу к матушке, а она говорит: «Знаешь, как люди мясо едят? Даже жир по рукам течет». Я после этих слов повинилась: «Матушка, ведь это я так ела».

Ехала я однажды в автобусе и обратила внимание на красивого молодого мужчину со спутницей. Все глядела на него и думала: «Ах, какой красивый, а женщина некрасивая». Когда пришла к матушке, она сразу сказала: «Ой, ой, как керосином-то пахнет. Где это ты побывала? Возле какой бочки?»

У нас на заводе стал работать молодой человек, который оказывал мне внимание. Я рассказала обо всем матушке. «Он тебе не нужен», - сказала она. «Ну что же мне делать? Ведь он рядом со мной работает?», - спрашивала я. «Мы его в командировку пошлем», - уверила матушка. Я засомневалась: «Так ведь у нас не посылают в командировку!» «А мы пошлем», - подтвердила она.

К моему удивлению, вскоре молодого человека послали в командировку. Прошло еще немного времени, и он уехал из нашего города навсегда.

Матушка рассказывала о видении, открывающем важное значение милосердных поступков для спасающихся в миру: Божия Матерь показала ей две дороги: одну - широкую, освещенную фонарями, а другую - узкую. «Какой дорогой пойдешь? - спросила ее Пречистая». «Мне мама говорила идти узкой», - отвечала подвижница. «С добрыми делами и широкой можно идти - фонарики горят», - сказала ей Богородица.

Матушка при жизни не раз сподоблялась чудесных посещений.

На улице Коммунистической и сейчас стоит дом, в котором размещалось гинекологическое отделение. Старица говорила: «Если бы вы знали, сколько тут загублено душ!», - и рассказывала, как однажды, проходя мимо этого дома, увидела некую Матушку, которая что-то высматривала во дворе этого дома. «Матушка, - обратилась она к Ней, - что Ты здесь ищешь?»

«Если бы люди знали, сколько здесь загублено душ», - ответила Она со скорбью и стала невидима.

Однажды матушка Серафима шла из храма вместе с незнакомой нам Матушкой. «Побудь со мной», - обратилась она к своей Спутнице. «Меня ждет женщина в больнице. Просит оставить в живых. У нее четверо детей», - отвечала Она и дальше пошла Одна.

В январе 1956 года в дом к матушке постучал благолепный Старец. Она отворила ему и услышала: «Я из Куйбышева. Помоги тебе Господи! Помоги тебе Господи! Помоги тебе Господи!» Матушка подала ему, что могла и, возвратившись в дом, увидела внука, который засовывал гвоздь в розетку. Она окликнула несмышленыша, и молитвами святителя и чудотворца Николая несчастье было предотвращено. А в Куйбышеве тогда заживо окаменела девушка в наказание за непочтительное отношение к образу Николая Угодника.

Когда матушка вместе с послушницей Марией, поехала в Троице-Сергиеву Лавру, как она говорила, «к преподобному Сергию», после службы они вместе с другими паломниками и богомольцами остались ночевать в церкви. Ночью матушка и послушница увидели Старца, который как бестелесный перемещался по церкви сквозь стоящие на Его пути стулья. Приблизившись, он обратился к матушке:

- Ты матушка Серафима?

- Да.

- Какое же твое питание?

- Семье послушание.

- Ты ведь как раз на Скоропослушницу родилась?

- На Скоропослушницу.[17]

- А живешь на что?

- Пенсию получаю.

- Да ты с нее ни копеечки не берешь…

Слышавшая их беседу послушница Мария обратилась к Преподобному: «Батюшка, помолись за меня».

«Тебя ведь немощи одолевают», - сказал Он ей милостиво и стал невидим.

И еще Л.П. вспоминает:

«Моя старшая сестра, окончив педагогический институт, вышла замуж. После переезда к мужу в Тулу, она никак не могла найти работу. Матушка Серафима сказала: «Она будет работать воспитателем». Ее слова сбылись: сестра устроилась воспитателем и проработала в этой должности 37 лет.

Мы жили в бедности, и я мечтала купить себе часы. Когда мне было примерно лет двадцать, моя мечта сбылась. Через каждые десять минут я на них любовалась, а матушке ничего ни говорила. Как-то прихожу к ней, а она мне: «Я вот все гляжу, что это люди рукав подымают, смотрят и смотрят?»

Я опустила глаза: «Матушка, прости». Она взяла меня за руку: «Да ты с часами! Зачем они тебе?»

Имея дар исцеления, матушка из сочувствия к страждущим многим помогала, но по своему истинно христианскому смирению тщательно это скрывала.

Ради нужды она и меня вылечила, когда со мной случилось несчастье. По пути на работу, я поскользнулась и ударилась коленом о рельсу. Оно стало распухать и болеть. Когда я пришла к матушке, она спросила: «Что с тобой?» «Матушка, у меня коленка болит», - отвечала я. Матушка повернулась к дочери: «Оля, что в таких случаях надо делать?» Оля ответила: «Надо сделать согревающий компресс».

Матушка выслушала дочь, а потом подозвала меня к себе, перекрестила колено, и оно меня больше не беспокоило».

Приехал как-то к матушке гонимый властями отец Антоний. Он был родом с Кавказа, молодой, видный и очень кроткого нрава. Провидя его приезд, старица встретила его у ворот, и едва взглянув на него, сказала: «Батюшка, хожу я по саду - райские птички летают, а их ребятишки из рогаток стреляют и стреляют». Зашли с батюшкой в дом. Там матушка указала на часы: «Вот - ходики. Я их пускаю и пускаю, а они останавливаются и останавливаются». Потрясенный ее словами, отец Антоний заплакал и сквозь слезы произнес: «Матушка, ведь это вы все обо мне говорите».

Он стал просить совета, как ему быть, куда поехать. «Езжай в Сергиев Посад», - сказала матушка. «Как же я без документов поеду?» - сокрушался батюшка. Но получил утешительный ответ: «Их тебе вышлют».

Все так и вышло, как матушка сказала.

Про одну женщину говорили, что она «бегает» за батюшкой. Как-то раз, направляясь к матушке, я увидела эту женщину напротив батюшкиного дома и невольно подумала: «Наверное, люди и правду говорят, все-таки она «бегает» за батюшкой».

Не успела войти, а матушка уже с порога спрашивает: «А если бы я была батюшкой, ты бы за мной «бегала»?» Я растерялась. А она продолжала: «Вот как ты бегаешь за мной, так и она за батюшкой».

Помню еще один удивительный случай: я и матушка находились в келье, но ее самочувствие было неважным. Постоянные приступообразные боли в животе усиливались, становились невыносимыми. Зашла матушкина дочь Ольга, и с тревогой в голосе сказала: «Мама, у тебя самый настоящий аппендицит, давай вызывать «скорую». «Подожди, Оля, подожди еще немного», - попросила матушка. И, похоже было, что она сама чего-то ждала... Прошло немного времени, и в дом вошла послушница отца Власия Ксения. «Ксюша, что у вас случилось?» - сразу спросила матушка. «Батюшке операцию сделали по случаю аппендицита, он меня к вам послал», - ответила она.

После кончины схиигумена Митрофана с 1964 года духовным отцом старицы Серафимы стал именно отец Власий. Она его очень любила и нас наставляла: «Девчонки, если бы вы знали какой это батюшка!» Когда он долго не приезжал, она нам говорила: «Давайте батюшку позовем».

- А как?

- В трубу покричим: «Приезжай».

И он сразу приезжал.

Пока Ильинскую церковь не закрыли и не превратили в краеведческий музей, мы с матушкой часто ходили в нее на богослужение. Помню, как однажды по дороге туда матушка остановилась, повернулась в сторону Боголюбского храма, и, перекрестившись, со слезами на глазах произнесла: «Пройдет 30-40 лет, но старческие слова не пройдут даром. В Боголюбивой будут служить».

Н.В. рассказывает:

«Вместе с напарницей, я возвращалась со смены очень поздно. Одно время на нас напал нешуточный страх: в одном и том же месте, с истошным криком, прямо под ноги бросалась черная кошка. Моя попутчица просила меня: «Я не знаю ни одной молитвы. Ты молись, а я буду за тобой повторять». Так продолжалось три дня.

Захожу я к матушке, а она встречает меня словами: «Как ты ходишь с работы?» Я рассказала про кошку. «Да это не кошка, а бесяка», - отвечала она, - «Ну ничего, ходите спокойно. Больше такого не будет».

С этого дня мы с напарницей возвращались без происшествий.

Меня из города перевели в совхоз Мичурина, где я продолжала работать швеей. Возвращаться домой, по этой причине, мне приходилось очень поздно. Когда я зашла после работы к матушке, она спросила: «Почему ты так поздно?» Я все объяснила. «Нет, так не годится. Будем писать заявление в «небесную канцелярию» о переводе», - сказала она. Я улыбнулась: «Матушка, кто же меня переведет?»

На следующий день, к моему великому удивлению, заведующая швейной мастерской объявила на планерке, что я могу снова работать в городе.

После работы я поспешила поделиться этой радостью с моей молитвенницей: «Матушка, а ведь меня перевели». «Это тебе для веры», - ответила она.

У матушки Серафимы была сноха Неля, которая преподавала в пединституте. Матушка просила ее не ставить двоек - лучше точку. Неля часто приносила ей цветы. И в келье старицы, как правило, стояло много цветочных букетов.

Одна женщина сильно болела и уже не вставала с постели от слабости. Как-то к матушке пришла родственница болящей. На вопрос схимницы о самочувствии сестры она сказала, надежды нет. Тогда матушка подала цветы этой женщине и просила отвезти болящей.

Та подержала букет в руках и стала поправляться».

Известны случаи, когда старица Серафима видимым образом являлась во время операции работавшим тогда врачами - иеросхимонаху Нектарию (Овчинникову) и монахине Марии, всегда безошибочно предсказывая скорое исцеление тех или иных больных, и благословляла им в связи с этим отменить уже ненужное хирургическое вмешательство.

М.Н. рассказывала:

«В Тамбове одной учительнице удалили зуб. После этого ей стало плохо: щека стала болеть, лицо опухло. Врачи говорили, что она не выживет. Муж учительницы грозился убить женщину-врача, которая так неудачно этот зуб удалила. Опасаясь мести, она прибежала ко мне и просила срочно ехать в Мичуринск. «Поможет мне одна только матушка Серафима» - говорила она.

Как только я приехала, и все передала старице, она встала перед иконами на колени и долго молилась. А когда поднялась, уверила, что все будет хорошо. Попросила только сказать всем в Тамбове, кому только можно, чтобы читали акафист святителю Питириму.

Позже врач и ее пациентка приехали к матушке, чтобы поблагодарить ее за исцеление».

Благословение старицы помогло молодой матери, обреченной на смерть из-за рака легких. По просьбе больной, ее прямо из больницы отвезли к матушке Серафиме в маленький домик на улице Станционной.

Измученная болезнью женщина не могла ходить, но старица, взяв ее под руку, провела в дом, напоила чаем и тихим голосом увещевала: «Не время тебе умирать, Раиса, детей надо воспитывать, не пришел еще твой час».

Вскоре тяжкий недуг отступил, а врачи недоумевали о причинах выздоровления, казалось, уже безнадежной больной.

Е. рассказывает:

«Раба Божия Раиса пришла к матушке с сыном, который был болен. Ему предстояла операция. Матушка утешала мальчика: «Колюшка, не страшись. Я буду с тобой». Раиса после операции спрашивала сына: «Ты не боялся врачей?» Он отвечал: «Матушка стояла рядом со мной. Мне не было больно»».

Один мужчина болел раком. Его выписали из больницы, как безнадежного: он уже не вставал с постели, ничего не ел и не пил. Матушка пришла проведать больного. Предложила хозяйке: «Давай мы с ним чайку попьем». Та отвечала: «Он уже ничего не ест и не пьет». А матушка снова: «Давай мы выпьем с ним по стаканчику». Хозяйка подала чай. Матушка попила с больным чай и ушла. Тот уснул, а наутро попросил есть и с того времени стал быстро поправляться.

Когда одну многодетную мать, тоже болевшую раком, выписали из больницы без лечения, так как врачи ничего уже не могли для нее сделать, старец схиигумен Митрофан попросил матушку Серафиму: «Матушка, давай молиться, чтобы она осталась жива. Ребятишек жалко». Она согласилась. И по их молитвам та женщина прожила еще 20 лет.

Как-то к матушке приехал монах. Она с ним побеседовала, а потом, посмотрев на часы, произнесла: «Вот какие у меня часы-бегунки: то туда, то сюда». Монах понял, что эти слова о нем и признался: «Мне хочется то в один монастырь, то в другой». А матушка, показывая, чем ему руководствоваться в борьбе с этими искушениями, сказала: «Я ничего не знаю, только всех люблю».

Та же Е. рассказывает:

«Беседуя с пришедшими к ней людьми, матушка несколько раз сказала: «А я, как Псалтирь читать, так мертвых осуждать». Я поняла, что матушкины слова относились не к ним, а ко мне. И когда все ушли, попросила разъяснить мне их смысл. Матушка спросила: «А крестного ты своего поминаешь?» Я призналась: «А мне сказали, что коммунистов поминать нельзя» (а дядя был коммунистом и погиб на войне). «Бумага она и есть бумага, - сказала матушка (имея в виду партбилет), - а он наш». С тех пор я поминаю об упокоении и своего крестного.

Матушка однажды меня спросила: «Как там твой брат, Петруша?» Брат жил на Сахалине, живет и сейчас. Я ответила, махнув рукой: «Матушка, уехал он. Живет себе, да и только». На что она сказала: «Глупая ты у меня, Дунятка. Душа–то наша. Я тоже на Сахалине бываю»».

Матушка Людмила Медведева говорит:

«В 1963 году старица Серафима предсказала, что мой ныне покойный муж, служивший тогда в Воздвиженской церкви (в Крестах Ярославской области), будет восстанавливать в Мичуринске после закрытия и длительного бездействия Боголюбскую церковь. Это случилось за 37 лет до начала восстановительных работ и казалось тогда нереальным.

Отца Виктора неоднократно пытались склонить к сотрудничеству со спецслужбами: его допрашивали, запугивали, стреляли в него, грозились снять сан, но я его поддерживала: «Пусть снимут сан, но веры не предавай».

На слова матушки об открытии Боголюбского собора я говорила:

- Почва-то не наша, они злые.

- Будет твой отец Виктор Боголюбскую церковь открывать, будет, - утверждала она, - а уж почешут-то вас, помоют. Очиститесь, как золото в горниле. Только и жить-то вам останется чуть–чуть, и показала это чуть-чуть, соединив на руке указательный и большой пальцы.

- И как нельзя пронести два ведра на коромысле, не расплескав воды, так один из вас должен будет вперед уйти.

Спустя многие годы я поняла, что этими словами прозорливая матушка предсказала мне вдовство по смерти мужа.

За два года до рождения сына я приехала к матушке одна. Она сидела в своей келье под иконостасом за столом, была задумчивой, подпирала голову рукой. В разговоре мы коснулись семейной темы, стали говорить о моих дочерях.

- Мне этих двух хватает, куда же мне еще рожать? - говорила я. Но она возразила:

- Даже у неверующих есть дети, а у вас они должны быть и подавно. Папа будет академист и сын академист.

В год, когда родился Павел, отец Виктор поступил в Московскую духовную академию. Годы спустя ее закончил и Павел. (Ныне отец Павел – настоятель Ильинского храма в городе Мичуринске.)

За полгода до своей смерти, матушка Серафима дала мне кисет: небольшой, пошитый из бардового сатина со светлой подкладкой изнутри. Сверху он стягивался темной тесемкой.

На кисете вышивка крестом: желтыми нитками - крест, переплетенный с веточкой. Веточка выполнена простым стебельчатым швом, зелеными нитками. На веточке - белые цветочки в виде звездочек или ромашек.

- Даю тебе кисетик от великого батюшки, - сказала она, - не скоро, не скоро, но вы с ним познакомитесь. Видишь, крестик обвит цветочками. Желаю вам обоим (мне и отцу Виктору) крестик-то нести, но цвести.

Через пять лет после ее кончины, на пасхальной неделе, прямо с могилки матушки, зашел к нам отец Макарий (тот самый батюшка, о котором говорила нам старица). Шесть часов мы с ним беседовали. Кисет этот когда-то принадлежал ему, а теперь хранится у меня.

В праздник Благовещения Пресвятой Богородицы, после службы в церкви, я пришла к матушке. Прошла в келью, и вдруг слышу ее голос: «А я сегодня платочек-то махрила, махрила». И снова это повторила. Я удивленно: «Матушка, какие же в праздник платочки?»

Но тут поняла, что она меня обличила. Иногда даже в праздники я шила ризы для священнослужителей.

У одной из моих дочек на руке появился лишай. Он становился все больше и больше. Я пошла к матушке и попросила у нее масла из горящей лампады перед иконостасом.

- А веруешь? - спросила она.

- Верую, - отвечала я.

Несколько раз помазала дочке больную руку маслицем. Лишай бесследно прошел через несколько дней. Я знала, что по молитвам матушки люди исцелялись. А теперь уверилась в этом и сама».

Протоиерей А. вспоминает:

«В начале 70-х (1973 год) я прислуживал отцу Виктору Медведеву в Старосеславинской церкви Первомайского района Тамбовской области, и, как и многие другие верующие люди, тайно приезжал на годовщину матушкиной кончины в Мичуринск, где в доме старицы на Станционной улице под покровом ночи собиралось около пятидесяти человек. Среди них были монахи, схимницы, известная подвижница схимонахиня Валерия, монахиня Мария из Тамбова, отец Николай 3асыпкин из Шехмани, который тогда еще работал заведующим аптекой. Туда приезжал бывший врач-хирург из Ельца, известный особо благочестивой жизнью протоиерей Николай Овчинников, ставший впоследствии иеросхимонахом Нектарием. Он передавал, что матушка предсказывала прославление новых святых, возвращение мощей святителя Питирима, пророчествовала что: «Боголюбский собор будет славиться на всю Россию».

А принявшая монашество дочь матушки Серафимы Ольга Кирилловна дала мне мелочь образца 1962 года, полученную ей от матери и сказала: «Восстановится храм, и будут у вас много добрых людей и всегда необходимые средства. Я все четки стерла, прошу об этом Матерь Божию. Принимай Собор».

На священство меня благословил при всех иконой из кельи матушки отец Власий (ставший затем схиархимандритом Макарием). Это было на день ее памяти, с 4 на 5 октября. В то время я еще работал на заводе «Прогресс» инженером-технологом.

Отец Власий вспоминал тогда матушкины слова: «Россию за нечестие поделят на четыре части». Она содрогалась при этом и говорила: «Лучше уйти». Просила об этом Господа. Повторяла: «Домой, домой». «Последняя война будет с Китаем. Не дай Бог попасть на китайскую сторону, лучше на английскую», - так она говорила. «В дома, где есть печное отопление, будут поселять по 3-4 семьи. Люди из города побегут в деревню. Слабых Господь заберет. Будет большая смертность. Кто останется, претерпит голод и большие испытания. Придет время, что через одну улицу на другую не перебежишь: такая стрельба будет»».

Монахиня М. рассказывает:

«Мне нужно было получить паспорт, но в паспортном столе со мной обошлись очень грубо. Выйдя на улицу, я прислонилась к столбу и заплакала. Потом стала просить о помощи матушку. А когда к ней пришла, она уже все знала и успокаивала меня, говоря: «Не плачь, не плачь, все будет хорошо».

В следующий раз в паспортном столе встретили меня приветливо и быстро оформили документы.

В доме, где жила наша семья, была очень ветхая крыша, но не было ни материала, ни денег. Я рассказала матушке о своей нужде. «Все будет хорошо, - сказала она, - только попроси блаженного Илюшу». Я пошла к тому месту, где он сидел, и подала последний рубль с просьбой о помощи. Илюша произнес: «Все будет как надо». «Но как это возможно? - не удержалась я. «Матерь Божия придет, постучит молоточком: тук, тук…», - ответил блаженный. И, правда, вскоре нашлись деньги, материалы и работники.

Отец Макарий собирался к матушке Серафиме и меня позвал с собой. Моей сестре, с которой мы жили под одной крышей, тоже захотелось поехать, но кто-то из нас должен был остаться. Сестра придумала причину, по которой ей необходимо было ехать, я же решила смириться и остаться. Пошла провожать сестру и батюшку к поезду и тут, буквально в последнюю минуту, отец Макарий втолкнул меня в вагон, со словами: «Едем с нами, а то матушка будет о тебе спрашивать».

Приехали втроем. Сестра чувствовала себя очень неловко и старалась не попадаться матушке на глаза. «Почему это так дует, кто не затворил форточку? - вдруг спросила она. Все стали искать открытую форточку, но не нашли, а старица не переставала повторять: «Откуда так дует?» Тогда сестра поняла, что речь идет о ней, точнее о придуманном поводе для приезда, и во всем повинилась матушке».

Инокиня Н. вспоминает:

«Моя сестра инокиня Минодора (в миру Елена) была художницей и писала иконы. Она была слаба здоровьем: болела белокровием. Незадолго до смерти сестра получила посылку из Мичуринска от отца Макария (в то время еще отца Власия). В ней были свечи, апостольник и письмо, в котором отец Макарий просил: «Леночка, когда поправишься, напиши картину «Переход евреев в Обетованную землю»». Сестра задумалась: «Тяжело ее будет написать». И решила: «Когда начну работать, сокращу количество лиц на картине».

Но и этому ее замыслу уже не суждено было осуществиться, так как вскоре она умерла. Тогда-то и стало ясно, к чему ей говорилось о переходе в Богом Обетованную землю.

В то время мы жили с матушкой Архелаей (впоследствии схимонахиней Митрофанией) на Кубани.

После сороковин (через 40 дней после смерти моей сестры) мы с матерью Архелаей собирались ехать в Воронеж к батюшке Макарию, служившему тогда в Задонске. В Воронеже у нас состоялся следующий разговор. Отец Макарий сел рядом с нами, и, глядя в окно, указал на противоположную сторону улицы и сказал: «Вот тут вы будете жить». Его слова нас очень удивили, ведь мы не собирались переезжать. То, что мы переедем в Воронеж, чуть позже подтвердила и матушка Серафима. Батюшка обратился к келейнице Ксении: «Поедете в Сергиев Посад, а оттуда заедете в Мичуринск к матушке». По дороге в Сергиев Посад, в поезде мне приснилось, что с неба ко мне в неземном сиянии нисходила Матерь Божия, отчего я в благоговейном страхе опустилась на колени и стала молиться, взывая: «Величит душа моя Господа...». Когда я проснулась, на меня напал трепет перед предстоящей встречей с матушкой Серафимой, я остро переживала свое недостоинство.

Приехали в Мичуринск, нашли нужный дом. Матушка была в своей келье. «Я вас уже три дня жду», - такими словами встретила она нас и назвала по именам. Потом обратилась ко мне: «Нина, иди, садись ко мне поближе». Пораженная тем, что услышала, я в страхе ответила: «Матушка, я великая грешница, как же я могу сесть около вас?» Она успокоила: «Ну, какая же ты великая грешница? Немножечко напылила. Ведь ты будешь жить в Воронеже, петь в Никольском храме, а это мой храм. Я там трудилась с 44-го по 46-ой годы. Была ктитором, восстанавливала этот храм. Там сейчас висит моя келейная икона Божией Матери «Взыскание погибших». «Тебя в храме будут недолюбливать», - продолжала она. «А за что ее будут недолюбливать?» - спросила матушка Е. из Грязей. - «За то, что она будет петь ради Бога, а не ради денег», - сказала матушка. И, действительно, впоследствии, я стала петь в Никольском храме, и меня упрекали: «Ты как монашка», - несмотря на то, что деньги я все-таки получала.

Божиим промыслом в Воронеж мы переехали через полгода, а уже через два месяца выехали в Мичуринск на похороны матушки Серафимы».

По воспоминаниям Л.П. перед кончиной у матушки наступило сужение пищевода. Терпеливо перенося его мучительные последствия, старица просила: «Господи, накажи меня, только помилуй мир». И говоря о характере своих страданий, поясняла: «Лежу, как на костре, живот опух, хоть бы каплю воды пропустить». В ответ на наши вопросы о будущем мира она говорила: «Если бы вы знали, что всех ожидает, ваше сердце бы не выдержало. Золото будет валяться, а воды не будет. Люди будут думать, что блестит вода, а это раскаленная смола». Так что слова старицы Серафимы о ее страданиях относились и ко всем людям, которые доживут до предсказанного страшного времени.

Еще она предрекала: «Наступят такие времена, когда люди будут от голода ходить как скелеты и падать, а хоронить их будет некому. Соберется семья сварит одну картофелину со слезами. Шелк и золото будут валяться, а не будет ни капли воды».

Перед своей кончиной матушка всех утешала, говоря: «И после смерти я буду с вами. Приходите ко мне на могилку, как к живой». И еще пророчествовала: «Я в Мичуринске долго лежать не буду, а буду в Богородице-Знаменском Сухотинском женском монастыре… Монастырь там будет славный, не работный, а молитвенный…».

Особое отношение старицы к этой обители связано с одним чудесным событием из ее жизни. Схимонахиня Питирима вспоминает, что матушка Серафима ей рассказывала, как однажды, когда сильно заболела ее совсем еще маленькая дочь Ольга: не спала ночами и даже не могла разговаривать и свободно дышать из-за ангины, она решилась отправиться с ней из Козлова в Тамбов к мощам святителя Питирима. Приехала, а народу столько, что и в храм не войти. И вот стояла она у входа с плачущей дочерью на руках, как вдруг из храма вышел Старец, взял матушку под руку и беспрепятственно провел внутрь церкви к самой раке Святителя.

Он приложил девочку к мощам, помазал маслицем ее горлышко, и она тут же успокоилась. Потом вывел их из храма и долго вел, пока не привел в Знаменский монастырь в Сухотинке. Старец постучал. Ему открыла монахиня, и Он ей сказал: «Примите вот эту матушку с ребенком и уложите ее на самые белые постели. Пусть она тут побудет».

- Хорошо, хорошо, - с готовностью ответила Ему монахиня.

Матушка с благодарностью поклонилась Старцу в ноги, а когда поднялась, Его уже не было. Это был сам святитель Питирим.

Преставилась матушка в среду 5 октября 1966 года в 13 часов. В самый момент ее упокоения некоторые из находившихся на улице людей видели необыкновенный огненный столп, исходящий из дома старицы, и даже подумали, что у Журавлевых (фамилия матушкиной дочери в замужестве) случился пожар. Но это Господь показал, что праведная душа схимонахини Серафимы, всегда стремившаяся к Богу, вознеслась к своему Творцу. В самой же келье при старице находился лишь горячо молящийся о ней схиархимандрит Макарий.

До самого ее погребения руки усопшей были мягкими и теплыми, а лицо, по словам очевидцев, сияло.

Старица-схимонахиня Серафима почила о Господе, немного не дожив до 76 лет.

После ее погребения духовный сын старицы иеросхимонах Нектарий (Овчинников) сказал следующее надгробное слово:

«День 5 октября будет памятен вечно. Вечная память сохранится в наших сердцах о дорогой, всеми любимой матушке Серафиме.

Уже глубокая ночь, все уставшие, но никто не хочет отойти от гроба, всем дорогого. Много нас собралось здесь, все мы хотим провести последние часы возле дорогой матушки, попрощаться с ней. Нас привела сюда ее великая любовь ко всем нам. Невольно вспоминается евангельский факт, когда по преставлении Царицы Небесной было сретение Апостолов на воздушных облацех.

Достоверно и вполне верно то, что и мы слетелись ко гробу матушки на облацех любви. Это великая ее любовь к людям привела нас сюда. Она служила нам примером. Вся ее жизнь переплетена делами любви. Свою беседу с людьми она наполняла словами любви и мира. Это - все любящее сердце. Многому она научилась у оптинских старцев, с которыми вела беседы, потом - подражала их жизни. Ее духовным отцом был великий оптинский старец Анатолий. Семена, взятые ею из бесед с ним, не погибали, а сеялись и прорастали. Она сеяла их на почве любви. Много она потрудилась: сеяла семена везде, они возрастали и давали хорошие плоды. Она была женою, матерью, другом, наставницей. Как мать, она простирала свою любовь не только к духовным чадам, но и ко всему миру. За всех плакала, плакала непрестанно, молясь за весь мир. Матушка была великой постницей, постилась много, может быть даже в ущерб своему здоровью.

Как нам не плакать у ее гроба, когда она вела такие подвиги ради нас. Она наставляла своих чад любить друг друга. Ее последними словами были - мир и любовь. Всех кто здесь и тех, кого нет по какой-либо причине, объемлет ее великая любовь. Это сердце любви лежит во гробе. Все мы плачем сейчас и рыдаем, ибо знаем, что не будет больше у нас такой матери. Какая это была мать! Трудно ей было жить в миру. Ведь раньше люди искали уединенные уголки в пустынях, горах, чтобы избежать суеты мира и вполне предаться служению Богу, ныне же нет таких мест, где не ступала нога человека.

Но наша матушка и здесь находила уголки пустынные, она была великой старицей. По обстоятельствам времени нелегко ей было, не все люди благоприятствуют верующему человеку. Однако она всем сердцем служила Богу и Пречистой Матери Божией.

Любила она образы Божией Матери «Взыскание погибших», «Тихвинской», всегда молилась и просила помощи Царицы Небесной.

Теперь Матерь Божия будет ей Спутницей ко Престолу Божию.

Будем и мы молиться за нашу матушку. Все мы сейчас стояли на коленях и со слезами молились во время пения «Богородицу и Матерь Света...» О чем мы молились? О чем плакали? О том, чтобы Матерь Божия не оставила нас сиротами. А теперь, последнее слово к матушке: «Прости нас!».

Прости нас, дорогая матушка, ты ведь нас слышишь. Мы верим, что ты нас слышишь. Прости нас! Прости, ибо мы многим обязаны тебе. Много мы должны сделать, но не сделали и сотой доли того. Все мы обращаемся к тебе и просим: «Прости нас». Ты нас никогда не оставляла. Живя в миру, всем подавала совет, помощь. Мы надеемся, что ты нас не оставишь. По времени, мы не могли тебя часто посещать, но ко гробу твоему прилетели и просим тебя - наша мать и любовь: не оставь нас во святых своих молитвах, если будешь иметь дерзновение ко Господу! Прости».