Аборты в России: история, последствия, альтернативы

Легализация прерывания беременности, помимо прямого влияния
на реализацию плодовитости, содействовала распространению антинатальных
социальных норм, связанных с внутрисемейным контролем над рождаемостью,
и давала толчок к развитию и использованию иных методов такого
контроля. Отметим также, что послереволюционная Россия стала первой
страной в мире, узаконившей прерывание беременности по желанию женщины.

Западные страны осуществили полную легализацию аборта
почти на 40-50 лет позже. Лишь во второй половине 1950-х гг. первыми
в Европе соответствующие законы приняли соседние социалистические
страны: в 1956 г. — Болгария, Венгрия, Польша и Румыния; в 1957 г. —
Чехословакия и Югославия. Страны Западной Европы проделали то же самое
гораздо позже. Например, в Великобритании производство аборта стало
легальным по ряду оснований только в 1967 г., в Дании — в 1973 г.,
во Франции и Австрии — в 1975 г., в ФРГ — в 1976 г.

В странах Южной Европы это произошло еще позже:
в Италии закон о расширении оснований для искусственного прерывания
беременности был принят в 1978 г. (до этого аборт разрешался только
в случае угрозы жизни женщины). Жительницы Португалии получили право
делать аборт по своему желанию лишь в 2007 г.(в сроки до 10 недель
беременности). В США прерывание беременности по всей стране было
легализовано в 1973 г.[3][4][5].

Российское законодательство об абортах до сих пор
считается одним из самых либеральных в мире. На это указывают даже
те ученые, которые не считают депопуляцию(сокращение численности
населения) чем-то негативным — т.н. «демографы-модернисты». Например,
одна из ярых противниц запрета абортов В. И. Сакевич
в одной из своих статей справедливо замечает, что «далеко не все страны
имеют такое либеральное законодательство, как в России. Более того,
доля таких стран до сих пор не достигает половины».

В настоящее время, согласно данным Отдела
народонаселения Секретариата ООН, производство аборта по желанию
женщины законодательно разрешено в 55 из 194 стран мира. Это всего
28% стран. Правда, в эту группу входят почти все индустриально развитые
государства и Китай, поэтому доля мирового населения, проживающего
в странах с либеральным законодательством свыше 40%.

В нашей стране прервать беременность без объяснения
причин можно до 12 недельного срока. После этого срока аборт разрешен
по медицинским, а также по некоторым социальным показаниям. Для
сравнения приведем некоторые другие страны. Среди европейских стран
полный запрет абортов действует на Мальте и в Ватикане. Ирландия,
Андорра, Сан-Марино и Монако допускают аборт только в случае угрозы
жизни беременной женщины.

В Польше, Испании, Лихтенштейне производство аборта
разрешено с целью защиты не только жизни, но и под предлогом «заботы
о физическом и психическом здоровье беременной женщины», а также
в случае изнасилования, инцеста или аномального развития плода.
В Великобритании, Финляндии, Исландии и Люксембурге, помимо
вышеперечисленных условий, аборт законодательно разрешен
по социально-экономическим основаниям (которые трактуются достаточно
широко, как и угроза психическому здоровью)[6].

В остальных странах Евросоюза аборты разрешены только
в течение определенного срока. Например, в Италии, Бельгии и Германии
прервать беременность можно только в первые 12 недель[7].

В Азии либеральным законодательством характеризуются
37% стран, но в их числе такие многонаселенные страны, как Китай,
Вьетнам, Турция и бывшие советские республики. В Индии аборт тоже
разрешен по широкому кругу оснований, в том числе
по социально-экономическим обстоятельствам. В большинстве мусульманских
стран Азии прерывание беременности допускается лишь для спасения жизни
беременной женщины или — в ряде стран — с целью защиты здоровья
женщины.

В Латинской Америке преобладает запретительное
в отношении абортов законодательство. Лишь две страны — Куба и Гайана —
предоставляют право прервать беременность по желанию женщины.
В большинстве остальных стран аборт официально разрешен только для
спасения жизни и здоровья женщины. А законодательства Чили, Никарагуа
и Сальвадора не допускают прерывание беременности ни при каких
обстоятельствах.

В Африке либеральным законодательством в отношении
аборта отличаются три государства — Тунис, ЮАР, Кабо-Верде. Причем
Тунис — единственный среди арабских стран[8].

В большинстве стран, в 119, прервать беременность можно
только при угрозе для жизни или здоровья матери. Россия же входит
в 21% стран, где аборты разрешены без ограничений[9].
Более того, искусственное прерывание беременности в стремительно
вымирающей России входит в перечень услуг, оказываемых в рамках
обязательного медицинского страхования, что предполагает
государственное финансирование каждого аборта, сделанного в стенах
учреждений «родовспоможения» Министерства здравоохранения и социального
развития.

По утверждению теоретика народонаселения А. Г. Вишневского,
именно в 1920-е годы исследователи пришли к выводу, что население СССР
постепенно переходило к прямому контролю над рождаемостью. Основным
путем такого контроля в тот период был аборт, который стал быстро
входить в массовую практику. По мнению указанного автора, наиболее
широкую распространенность аборты на первом этапе получили у советских
горожан, в то время как сельское население по началу прибегало
к искусственному прерыванию беременности значительно реже[10].

Более подробно этот тезис был раскрыт еще в 1970 г. в книге В. В. Паевского
«Вопросы медицинской и демографической статистики», в которой
анализируются тенденции рождаемости и приводится статистика абортов.

В одном из разделов книги содержится информация о том,
что, уровень рождаемости сельских женщин за 1926 г.(46,4 на 1000 чел.)
свидетельствовал об отсутствии широкого распространения практики
«волевого ограничения рождаемости». Там же сообщается, что
относительное число родившихся на 1000 женщин в возрасте 15-49 лет
по сельскому населению европейской части РСФСР за 1926 г., которое
составляло 178,7 родившихся, можно принять за своего рода «норму»
беременностей, близкую к той, какая существовала бы при почти полном
отсутствии абортов и практики контрацептивных мероприятий.

Модель городского репродуктивного и антирепродуктивного
поведения в тот же период характеризовалась куда более либеральными
тенденциями. По данным специального исследования, проведенного
В. В. Паевским в Ленинграде, из 92620 статистически зарегистрированных
беременностей, в 1928 г. лишь 42% закончились родоразрешением.
Остальные 58% были прерваны абортом. Такая ситуация, по мнению автора,
свидетельствовала о «почти исключительной роли абортов в понижении
рождаемости» [11].

В более поздний период масштабы абортивной практики городского населения только усилились. По данным И. А. Курганова,
в Москве в 1934 г. из общего числа беременностей 57100 закончилось
родами, а 154584 было прервано с помощью искусственного аборта, то есть
на одно рождение приходилось около трех абортов [12].

Приведенная статистика подтверждает мнение А.Попова,
который утверждает: «в 20-е годы в России была сформирована особая
абортная культура — приспособление и привыкание общества к широкому
производству абортов как к основному или даже единственному способу
регулирования числа детей в семье»[13].

По некоторым оценкам, одна ленинградка к достижению
35-летия в начале 1930-х годов в среднем делала 6-8 операций
по прерыванию беременности. В результате число искусственных абортов
на 1000 жителей в Ленинграде за 10 лет выросло в 7,6 раза. В целом
по России в это время показатели были меньшими, но все-таки
непростительно высокими. Только в учреждениях Наркомздрава РСФСР
в 1934 г. родилось около 3 млн. детей, а абортировано 700 тыс. —
на каждые 4 рождения приходился 1 аборт[14].

Наиболее показательной иллюстрацией роли аборта
в реализации репродуктивной функции выступает количественное
соотношение родов и абортов. В Москве в течение трехлетнего
периода(1924-1927 гг.) данное соотношение выросло более чем в три раза,
продемонстрировав следующие ежегодные значения: в 1924 г. на 100 родов
приходилось 27 абортов; в 1925 г. — 38; в 1926 г. — 61; 1927 г. — 86.

В Ленинграде данное сопоставление, увеличившись
за тот же период более чем в четыре раза, выглядело схожим образом:
в 1924 г. на 100 родов был сделан 21 аборт; в 1925 г. — 43; в 1926 г. —
51, в 1927 г. — 88. В среднем по 13 губернским городам (Астрахань,
Вятка, Иваново-Вознесенск, Кострома, Пенза, Рязань, Самара, Смоленск,
Сталинград, Тверь Ярославль, Симферополь, Казань) за указанные годы
число абортов на 100 родов было зафиксировано в следующих значениях:
1924 г. — 24, 1925 г. — 33, 1926 г. — 45; 1927 г. — 63.

В итоге в отмеченных городах рост соотношения числа
абортов, приходящегося на 100 родов, в конце рассматриваемого периода
превосходил его начальный показатель в 2,6 раза[15].

Рост числа абортов в довоенной России происходил
параллельно со стремительным снижением рождаемости. Уже через 4-5 лет
после легализации абортов уровень рождаемости начал активно снижаться.
Темпы падения рождаемости составляли 2-2,5% в год, что привело
к ее двенадцатипроцентному сокращению в течение 1925-1930 гг. и
к дальнейшему 25%-му снижению за период 1930-1935 гг.

По мнению выдающегося отечественного демографа
Б. Ц. Урланиса, одним из центральных факторов снижения рождаемости
в 1925-1935 гг. выступала массовая практика прерывания беременности.
Оценивая ее демографическое значение, Б. Ц. Урланис настойчиво утверждал: «Среди непосредственных причин, вызвавших падение рождаемости, было широкое распространение абортов»[16].

Начавшись в городской среде, антирепродуктивное
поведение в виде массовых абортов быстро распространилось на село. Уже
к 1934 г. число учтенных абортов в сельской местности, хотя и было
значительно меньше, чем в городах, тем не менее, превосходило число
родов в 1,3 раза. По данным Наркомздрава, в 1934 г. у сельских женщин
было отмечено 243 тыс. рождений и 324 тыс. абортов[17].

Опасаясь дальнейшего распространения абортов и еще большего
снижения рождаемости, 27 июня 1936 г. ЦИК и СНК СССР было принято
постановление о запрете, точнее об ограничении, абортов. Аборты
разрешались «исключительно в тех случаях, когда продолжение
беременности представляло угрозу жизни или грозило тяжелым ущербом
здоровью беременной женщины, а равно при наличии тяжелых заболеваний
родителей, и только в обстановке больниц и родильных домов» [18].

Сразу после принятия закона об ограничении абортов
их число резко сократилось, а число рождений так же резко возросло.
Например, в ленинградских больницах в первой половине 1936 г. было
произведено 43,6 тыс. операций по прерыванию беременности, а во второй
половине года — всего 735. Число рождений только в Москве увеличилось
с 70 тыс. в 1935 г. до 136 тыс. в 1937 г.[19].

В то же время нельзя не сказать и о наличии некоторых издержек данного законодательного ограничения.

Одной из таких издержек, которая приводится многими
авторами, стал рост смертности от искусственного аборта и его
последствий. Однако здесь нам хотелось бы, полностью соглашаясь
с существованием такой проблемы, отметить, что, масштабы данного
явления очень часто носят весьма преувеличенный характер.

Неуклонно придерживаясь гуманистического отношения
к жизни каждого без исключения человека, мы, тем не менее, вынуждены
констатировать, что в строго демографическом смысле смертность
от абортов и их последствий, с точки зрения влияния на рождаемость
и итоговую численность населения, не оказывала практически никакого
влияния.

Так, в 1935 г. в городах России был зафиксирован 451 случай смерти от этой причины, а в 1936-м г. — 910 случаев[20].
По сельской местности такая статистика не велась, однако, учитывая
гораздо меньшую в тот период распространенность регулирования
рождаемости на селе, можно с высокой долей уверенности предположить,
что ограничение абортов, если и повлияло на показатели материнской
смертности сельских женщин, то в гораздо меньшей степени, чем это
произошло в городах.

Смертность от абортов среди городского населения
продолжала расти до 1940 г., но при этом численные границы, в которых
происходил рост данного показателя, не оказывали сколько-нибудь
значимого влияния на демографическое развитие тогдашнего общества. Для
сравнения сошлемся на данные ООН, согласно которым в недавнем 2000-м
году в России материнская смертность при родах и во время беременности
унесла жизни 830 женщин[21].

Данное обстоятельство, на наш взгляд, не нашло должного
отражения в информационном пространстве, хотя обозначенные
человеческие потери вполне сопоставимы со смертностью от внебольничного
аборта в некоторые годы того периода, когда действовали правовые
ограничения по его производству.

Отлично осознавая возможные издержки ограничения
абортов, автор, в то же время, хотел бы объективно и без эмоций
продемонстрировать с одной стороны влияние массового прерывания
беременности на уровень и итоговые показатели рождаемости, а с другой -
с помощью конкретных научных фактов описать популяционные результаты
действия правовых норм, направленных на ограничение прерывания
беременности.

Сразу после ограничения абортов, уже в 1936 г., общий
коэффициент рождаемости оказался на 12,8% выше, чем в 1935 г. В
следующем 1937 г. указанный коэффициент поднялся еще
на 20% по сравнению с предшествующим годом. Это означало, что только
в одном 1937 году родилось на 1 млн. детей больше, чем в предыдущем [22].

Кроме того, при оценке воздействия абортов
на реализацию репродуктивного потенциала населения и в целом
на демографическую динамику, очень важно учитывать, что, кроме
недорождения, аборты несут всебе и другие, не всегда подлежащие точному
измерению, демографические риски — материнскую смертность, ухудшение
репродуктивного здоровья, бесплодие, распад семей и т.д. Говоря
о демографических потерях связанных с абортами, можно без какого-либо
преувеличения утверждать, что речь идет не только о миллионах наших
потенциальных граждан, но и о здоровье и жизни их матерей.

Ниже на рисунке 1 приводится возрастно-половая пирамида
населения Российской Федерации в 2000г., на которой очень четко видна
взаимосвязь абортов сизменением численности населения. Так,
противоабортный закон 1936г., при всех его издержках, обозначен
на пирамиде резким выступом [23].

Рисунок 1. Возрастно-половая пирамида населения Российской Федерации на 2000 год.

Вместе с тем, не отрицая демографических преимуществ
данного закона, мы, должны отметить кратковременность его
положительного воздействия на репродуктивные процессы.

В условиях снижавшейся потребности населения в детях,
которая для воспроизводства населения является определяющей переменной,
ограничения в отношении прерывания беременности не являлись мерой,
способной надолго обеспечить рост рождаемости и уж тем более
сформировать потребность в более высоком числе детей.

После окончания войны число абортов вновь стало
увеличиваться, а уже к 1940 г. уровень рождаемости вернулся
к показателям, наблюдавшимся до введения в действие указанного
постановления.

Правда, в данном случае было бы справедливо допустить,
что в некоторой степени падение рождаемости в указанный период могло
быть связано с мобилизацией части мужчин для участия в советско-финской
войне 1939-1940 гг.: общая численность группировки советских войск
с декабря 1939 г. по февраль 1940 г. выросла с 550 до 760 тыс. человек [24].
Последующее снижение рождаемости в 1940-е годы, как известно, связано
с трагическими военными событиями Великой Отечественной Войны, не будь
которой, положительные результаты противоабортного законодательства,
возможно, могли бы быть еще более успешными.

Впрочем, кратковременность положительного воздействия
противоабортных правовых мер на рождаемость не является исключительно
российской особенностью. В свое время подобные меры предпринимались
и в других странах, в которых впоследствии наблюдались аналогичные
демографические последствия.

Так, в Румынии после принятия в 1966 г. декрета
об ограничении права на аборт уровень рождаемости резко повысился —
с 14,3% в 1966 г. до 27,4% в 1967 г., что еще раз подтверждает
некоторую зависимость уровня рождаемости от распространения абортов.
Однако уже к 1973 г. общий коэффициент рождаемости опустился до 18,2%о,
что свидетельствует уже в пользу утверждения о весьма ограниченном
по времени характере подобных мер.

Не менее интересным в данном аспекте представляется
и опыт Болгарии, где принятие в 1968 г. декрета об ограничениях
производства абортов и вовсе не вызвало резких колебаний в динамике
уровня рождаемости (общий коэффициент рождаемости в 1967 г. равнялся
15%, в 1968 г. — 16,9%, в 1969 г. — 17%, в 1970 г. — 16,3% и в 1973
г. — 16,2%)[25].
Схожая «демографическая реакция» на подобное правовое решение
наблюдалась также в Польше после принятия соответствующего закона
в 1993 г.

Сравнивая современную демографическую ситуацию в двух
странах, руководитель Центра по изучению проблем народонаселения МГУ
им. М. В. Ломоносова Валерий Елизаров, приводит
следующие данные: «В начале 90-х годов показатели рождаемости в Польше
и в России были почти одинаковые: в среднем два ребенка на одну
женщину. Сегодня же в России на 100 рождений приходится около
130 абортов, в то время как в Польше этот показатель близок к нулю.
Однако суммарный коэффициент рождаемости в 2002 г. у нас был несколько
выше, чем у них: 1,32 против 1,30» [26].

Спустя некоторое время, Указом Президиума ВС СССР
от 23 ноября 1955 г. «Об отмене запрещения абортов» прерывания
беременности, проводимые по желанию женщины в медицинских учреждениях,
были вновь разрешены. Это привело к некоторому улучшению условий
проведения абортов и частично вывело последние из подполья.

Однако другими последствиями Указа были значительный
рост количества абортов, дальнейшее снижение рождаемости и, по мнению
некоторых авторов, ущемление репродуктивных прав мужчин — мужей,
влияние которых на процесс принятия решений о числе детей в семье
значительно ослабло. Решающее слово в вопросе продолжения рода стало
принадлежать супруге. Это изменило роли полов в семье, что не могло не
вызвать последствия для общества в целом [27].

В подтверждение сказанного, приведем цитату из сборника
«Изучение воспроизводства населения», где в одной из статей,
рассматривающей социальное значение аборта, Е. А. Садвокасова пишет: «Нежелание отца иметь ребенка
занимает весьма скромное место среди причин аборта как в городе, так
и на селе. Столь незначительная доля этой причины аборта, по нашему
мнению, блестяще доказывает полную самостоятельность советской женщины
в семье, в связи с чем она считается со своим собственным нежеланием иметь ребенка и значительно меньше принимает во внимание нежелание мужа…»(выделено мною, И.Б.) [28].

Статистика абортов в СССР долгое время была
засекречена, однако обнародование в конце 1980-х годов этой информации
убедительно давало понять, что СССР занимал одно из первых мест в мире
по количеству абортов. По расчетам, приводимым на интернет-сайте
«Демография России», которые основаны на данных упомянутой Е.
А. Садвокасовой, уже в 1959 г. число абортов в России достигло весьма
высоких значений и составило около 4 абортов в среднем на одну женщину
репродуктивного возраста.

Стремительный рост абортов продолжался до 1964 г.,
когда был зафиксирован их максимальный уровень за всю историю России —
около 5,6 млн. или 169 абортов на 1000 женщин репродуктивного возраста.
Буквально на следующий год (в 1965 г.) нетто-коэффициент
воспроизводства населения впервые в мирное время опустился ниже
единицы, то есть ниже границы простого замещения поколений,
а соотношение родов и абортов составило 100 к 278. Как отмечала
Е. А. Садвокасова, широкая легализация абортов не привела к полной
ликвидации криминального прерывания беременности [29][30].

В 1960-80-е гг. число абортов постепенно снижалось,
но еще долгое время статистика абортов фиксировала чрезвычайно высокие
показатели. Вплоть до 1990 г. включительно в России ежегодно
совершалось более 4 млн. прерываний беременности, а среднегодовое число
абортов в 1970-1980-х гг. превышало 4,5 миллиона [31].

Вместе с тем важно отметить, что по данным зарубежных
авторов масштабы абортов в СССР были существенно выше, чем об это
заявляла отечественная статистика. Так, по данным последней, в конце
80-х годов в СССР распространенность абортов составляла
90,0 на 1000 женщин фертильного возраста. Однако, как сообщается
в книге А. Н. Юсуповой «Аборты в России», официально
регистрируемое число абортов было явно заниженным и, по мнению
зарубежных экспертов, составляло 9-12 млн.[32].

Оценивая суммарные масштабы абортивной практики, сошлемся на подсчеты В. А. Башлачева,
из которых следует, что демографические потери от абортов в 1960-80-е
г. нанесли России в 2,5 раза больше ущерба, чем первая мировая,
гражданская и Великая Отечественная войны вместе взятые. В поддержку
данного вывода автором приводится цифра 90 млн., отражающая, по мнению
В. А. Башлачева, число прерываний беременности за указанный период [33]

Таблица 1 — Динамика числа абортов в России за 1970-2005 гг. [34][35][36]