Прежде всего, сказать о том, о чем вы знаете лучше меня.
Такая великая страна, как Россия, — обладающая несметными богатствами,
огромным потенциалом, совершенно уникальным геополитическим
положением, — всегда была вожделенным объектом для тех, кто хотел бы
использовать для себя все те преимущества, которые Бог пожелал вручить
именно нашему народу.
На свете очень мало стран,
которые бы подвергались в своей истории столь мощным проявлениям внешней
агрессии, как Россия. Собственно говоря, вся наша история так или иначе
отмечена войнами, причем Россия никогда не вела захватнических войн. Мы
прирастали территориями, но не в результате целенаправленной стратегии,
связанной с захватом этих территорий, а только вследствие победы над
агрессором. Так было на протяжении практически всей истории — когда
прогоняли врага, его наказывали. И какая-то часть страны приросла за
счет тех земель, которые были отвоеваны, но опять-таки не в результате
агрессии, а в результате защиты Отечества.
Действительно,
Россия — великая страна, и у нее есть все, включая обширную территорию.
Поэтому никогда за лишний клочок земли русские люди кровь не проливали.
А за что же они проливали кровь? Это очень важный вопрос, и он очень
тесно связан с мотивацией ратного труда: ради чего человек должен быть
готов отдать свою жизнь? Нет ничего более дорогого в земном бытии, чем
жизнь и здоровье. И человек в погонах, человек, принявший присягу,
отличается от любого другого тем, что он берет на себя обязательство —
пред Богом, пред народом, перед своей совестью — в необходимый момент
пожертвовать и здоровьем, и благополучием, и жизнью.
Вот
почему и армейская служба называется служением. Это не работа «от и
до» — это то, чему человек должен посвятить свою жизнь. Ведь только ради
того, чему отдана жизнь, и можно эту жизнь физически отдать. Поэтому
вопрос мотивации ратного труда, мотивации подвига — это серьезнейший
вопрос, и от того, как люди его решают для себя — на уровне
командования, на уровне среднего звена и, наконец, на уровне тех, кто
идет в атаку, — зависит успех любой военной операции.
Сейчас
я много размышляю о том, что с нами произошло в годы Великой
Отечественной войны. Если вдруг появляется какое-то свободное время, я
часто посвящаю его чтению исторических материалов, в том числе архивных.
Так вот, мы не должны были выиграть эту войну — думаю, люди, которые
здесь находятся, понимают, о чем я говорю. Наша армия слишком отличалась
от армии противника. С одной стороны — самое высокотехнологичное оружие
того времени. С другой — трехлинейка на двоих с одной обоймой патронов.
С одной стороны — испытанная в реальных боевых действиях, хорошо
отработанная военная машина. С другой — непонятно в каком состоянии
находившаяся армия: реконструкции, реорганизации, изменения границ,
перенесение линий обороны… И совершенно неслучайна эта трагедия первых
месяцев, точнее даже первых двух лет войны — потому что слишком
несоизмеримы были силы.
Конечно, многие размышляют
над тем, почему мы победили. Как человек верующий я глубоко убежден в
том, что так Богу было угодно, — потому что страшен был бы мир, если бы
им управляли тогдашние правители Германии. Но ведь Бог не поощряет и не
дает Своей благодати, не дает Своей милости человеку, который ничего не
делает. Он отвечает нам на нашу молитву и на наши человеческие усилия — в
этом и заключается так называемая синергия, соотношение энергий
Божественной и человеческой. Так вот, Бог явил нам Свою милость, в том
числе через победу в Великой Отечественной войне, за огромный духовный
подвиг, — когда люди шли навстречу танковым клиньям с теми самыми
трехлинейками на двоих или троих, как мне рассказывал мой отец. Так и
шли: один с винтовкой, а другой без оружия — на случай, что если первого
убьют, то он возьмет эту винтовку. Конечно, погибали тысячами и
миллионами — но ведь спасли Отечество!
Поэтому,
повторяю, вопрос мотивации ратного подвига, ратного труда — это один из
самых главных мировоззренческих вопросов для военнослужащего, а в
широком смысле — и для любого человека. Но в Вооруженных силах, где
всегда есть риск потерять жизнь и здоровье, этот вопрос становится
центральным.
Так ради чего наши предки защищали
страну, ради чего погибали? У народа нашего всегда было очень острое
чувство того, что мы сегодня называем стремлением к независимости и
свободе. Тогда этих слов не употребляли, они уже из культуры новейшего
времени: независимость, свобода, суверенитет и т.д. Но народ наш остро
чувствовал это стремление, даже если свой царь был не слишком хороший (а
так бывало), не всегда справедливый — но свой… Хотя, как вы знаете, со
свободой внутри страны не всегда было все в порядке, но это стремление
народа быть независимым от других, стремление не быть рабом, не
подчинять свой разум, сердце, волю, образ жизни другим было очень
сильным основанием нашего патриотизма.
А как это
внешне выражалось? Во-первых, люди защищали свои убеждения, свою
веру.Православная вера была не чем иным, как некоей линией
самоидентификации человека. Люди определяли себя русскими именно потому,
что они связывали себя с определенной верой.
Наверное,
многие из вас видели замечательный фильм «Тарас Бульба». Как Тарас
Бульба определял национальную самоидентификацию? «А ну, перекрестись!» И
смотрел, как крестится. Если по-православному — наш человек. «А ну,
"Верую" прочитай!» Как читает — по-православному или нет? Простая была
линия идентификации. Помимо чисто религиозного фактора вера всегда была
элементом национального самосознания и национальной самоидентификации,
почему и говорили: «идем за веру, за веру православную!» До сих пор за
богослужением мы молимся за тех, кто погиб за веру и Отечество, и у этой
традиции есть замечательное основание в мироощущении наших предков,
которые имели мощную мотивацию к ратному труду и подвигу.
Ну
и, конечно, люди стояли за свою независимость. Когда они говорили «за
царя», другого символа независимости просто не было — так мир был
устроен, и монархия была органической частью государственного устроения в
каждой стране. Царь, суверенный царь, над которым никого не было,
которого никто не мог заставить что-то сделать вопреки его воле, его
желаниям, — он и был символом независимости, а потому и говорили «за
веру и за царя».
Но, в конце концов, люди ведь
понимали, почему они стоят «за веру и за царя». Да потому, что за спиной
родной дом, жена, дети… Это родное ложе — культурное, духовное, в
котором вызревает человеческая личность, — и есть Отечество. Так и
получилась эта замечательная триада «За веру, царя и Отечество».
И
сегодня ничего не изменилось. Мы заменяем слова, но мы думаем о том же
самом — постоять за веру, за нашу самобытность, за способность и
возможность оставаться самими собой, не терять своего духовного,
культурного, политического суверенитета. Вы знаете, что существуют
страны, которые называют себя суверенными. Иногда они даже образуют
мощные союзы. Ну, а если посмотреть на уровень этого суверенитета? Всем
же ясно, что над ним есть какой-то иной суверенитет, который и решает
самые важные задачи, а все остальные подтягиваются и выполняют его
задания.
Так вот, для того чтобы страна наша стала
по-настоящему суверенной, чтобы она могла принимать решения, не
продиктованные чьей-то волей, но исходя из своих собственных
национальных интересов, необходимо определиться с мировоззренческой,
если хотите, самоидентификацией личности в обществе и государстве.
Сегодня
у нас нет царя, но есть государство, которое несет огромную
ответственность за сохранение независимости и свободы людей. И никто у
нас не отнял Отечество как общее духовное и культурное пространство
народа. И, конечно, очень важным в этой мотивации остается религиозный
фактор. Вы знаете, что он используется очень активно. Иногда этот фактор
эксплуатируют абсолютно бесчестно, на чем, собственно говоря, и
построено воспитание террористов-смертников. «Ты должен это сделать,
потому что…» — и дальше идет религиозная аргументация. А поскольку
религиозные чувства очень сильны, то многие жертвуют жизнью, выполняя
указ этих людей, которые таким образом уродуют жизнь и убивают тех, над
кем они имеют влияние.
Возрождение религиозного
фактора как формирующего должную мотивацию для ратного труда и подвига —
это не наше с вами изобретение. Этот фактор всегда существовал и на
Руси, и в Российской империи. Он существует в большинстве стран мира —
даже в тех, где религия вытеснена на периферию, в тех самых, как мы
сейчас говорим, «цивилизованных» странах, где храмы пустуют. Даже там,
где религия изгоняется из общественного пространства самим образом
жизни — безбожным образом жизни, там сохраняются механизмы и
инструменты, поддерживающие религиозный фактор в жизни Вооруженных сил.
Везде есть капелланы — даже в тех странах, где религия оказалась на
периферии, поэтому мы ничего нового не изобретаем.
Я
рад сказать все это еще и потому, что сегодня уже никого ни в чем
убеждать не надо. Благодарю Д.А. Медведева за то, что 21 июля 2009 года
он подписал соответствующий указ, который подытожил долгий процесс
нашего с вами сотрудничества. Я вспоминаю свои выступления здесь, в этом
зале в тяжелейшие 90-е годы, когда академия находилась в очень сложном
положении, — мы и тогда об этом говорили. А сейчас мы прошли очень
большой путь, и после того, как эту программу запустил Верховный
главнокомандующий, многое уже сделано, созданы соответствующие
подразделения, и сейчас мы осуществляем наши планы, в том числе в прямом
взаимодействии с министром обороны, обсуждая конкретные проблемы,
вопросы, задачи.
Как известно, на сегодня нам
выделены примерно 240 штатных единиц священнослужителей в Вооруженных
силах, и я думаю, что постепенно все они будут заполнены. Со стороны
Церкви предстоит подобрать для этого кадры — значительная часть уже
найдена, но необходимо подготовить их совместно с Министерством обороны.
Ведь для приходского священника, даже если он в молодости служил в
Вооруженных силах, даже если он был офицером, необходима дополнительная
программа образования, дабы он был способен идти в те воинские
соединения и части, где предполагается введение специальных должностей
по работе с верующими военнослужащими.
Я очень
надеюсь, что мы и дальше будем энергично двигаться этим путем. Времени у
нас не так много, потому что каждый год вносит какие-то изменения и в
жизнь Вооруженных сил, и в жизнь страны; и, конечно, очень важно, чтобы
мы могли запустить весь этот процесс в полную мощь.
Хотел
бы особенно обратить внимание на то, что предстоит серьезно заняться
профессиональной подготовкой священнослужителей. Я знаю мнение министра,
и оно совпадает с моим, что такая подготовка должна быть обеспечена на
площадках, принадлежащих Вооруженным силам, и Церковь здесь будет также
прилагать свои усилия. Мы будем стараться находить лучших священников,
действительно способных нести бремя служения в Вооруженных силах.
Священник не должен быть приходящим наемным работником — он должен быть
вместе с военнослужащими. Его жизнь должна быть максимально приближена к
тем, к кому он будет обращать свое пастырское слово. И работа
священнослужителя, конечно, во многом заключается в убеждении. В конце
концов, все великие, да и малые дела, которые мы в своей жизни
совершаем, мы совершаем по убеждению, потому что мы так научены. Так
вот, очень важно научение священником тех военнослужащих, которые готовы
его слышать, но как человек Церкви я скажу, да и опыт истории
показывает, что научать мало.
Почему идеологии, даже
самые мощные, не живут дольше трех-четырех поколений? Вспомните
советскую идеологию — казалось бы, что могло быть мощнее? На эту
идеологию работала вся сверхдержава — Советский Союз, десятки институтов
марксизма-ленинизма, каждый студент сдавал соответствующий экзамен —
казалось бы, все было выстроено и соответствующие убеждения внедрены в
сознание людей. Где сейчас эти убеждения? Их нет, а значит, вложенные
миллиарды исчезли в никуда.
Почему же религия живет
не два, не три, не четыре поколения — ведь Православная Церковь
существует две тысячи лет? Потому что за ней стоит не только убеждение,
но и реальный духовный опыт людей. То, что человек переживает во время
молитвы, особенно когда он получает ответ на свою молитву, то, что
человек получает, когда он прикасается к святыне, — сильнее всякого
убеждения.
Вот почему я глубоко убежден в том, что
помимо воспитательной работы священник должен обязательно совершать
богослужения, в том числе в выделенных помещениях Вооруженных сил. Он
должен исповедовать, он должен причащать, он должен молиться вместе с
солдатами. И если этот живой религиозный опыт станет достоянием
военнослужащего, то поверьте, такой человек будет способен на любой
подвиг, потому что при религиозном образе жизни приоритеты выстраиваются
сами собой. И самым важным приоритетом является страх Божий — страх не
эмоциональный, не адреналиновый, а страх как нравственная категория, как
система ценностей. Тогда человек понимает, что нельзя поступать против
воли Божией, что предательство — смертельный грех, уклонение от своих
прямых обязанностей или нарушение присяги — смертельный грех; и это
понимание проникает до глубины человеческой души.
Сейчас
мы имеем возможность официально встречаться и обсуждать эти темы. У нас
есть конкретная программа действий. В Вооруженных силах есть
соответствующие специалисты, привлеченные к этой работе; с нашей стороны
действует Отдел по взаимодействию с Вооруженными силами — его
возглавляет здесь присутствующий отец Димитрий. Думаю, теперь мы можем
спокойно, целеустремленно, планомерно, вдумчиво работать над
осуществлением этой замечательной программы, в результате которой мы
добьемся принципиальных изменений, в том числе в моральной атмосфере
Вооруженных сил. Полагаю, те отрицательные явления в отношениях между
военнослужащими срочной службы, которые еще сохраняются, будут уходить
под влиянием этого фактора.
Но самое главное, самое
существенное — это то, что мы, сопрягая наши силы, приумножим тот
духовный и интеллектуальный импульс, который, воздействуя на сознание
военнослужащих, поможет формировать людей, способных и сегодня, в
условиях рыночной экономики и всех этих материальных соблазнов, стоять
насмерть, если того потребует Родина. Благодарю вас за внимание.
Источник: http://www.patriarchia.ru/
0
0
