Война 1941-45 гг., называемая советским
официальным цензом “Отечественной”, населением воспринималась в те
годы не совсем так, как это преподносят теперь. В первую очередь неадекватное
восприятие ее коснулось определенных социальных, культурных, этнических
и религиозных общностей.
Именно об одном из последних – истинно-православных христианах (ИПХ)
– и пойдет у нас речь. Тотальная ложь в отношении ИПХ связана, в особенности,
с войной 1941-45 гг., посему пред нами стоит задача восполнить пробелы,
исправить ложь и утвердить правду. Все нижеприведенные данные почерпнуты
автором из воспоминаний и многочисленных бесед с самими “катакомбниками”
– непосредственными участниками событий.
Не
секрет, что ИПХ советскую тоталитарную систему не принимали тотально, считая ее царством антихриста, коему сопротивляться следует
всеми возможными способами. Именно посему начало войны с Германией
приветствовалось в Катакомбной Церкви,
поскольку имелась надежда ,
что “Богом дан шанс освободиться от ига большевиков”. (Такие
же надежды, впрочем, разделялись, помимо ИПХ, большим количеством
просто подсоветского населения.)
Уже
начало войны дало множество мучеников из ИПХ: молодые люди, призванные
в армию, отказывались принимать присягу и т.п., что явилось причиной
к их разстрелу. Но все-таки большинство призывников-ИПХ поступало
иначе: они шли в Красную армию, но на фронте с оружием в руках переходили
на сторону немцев. Один из участников тех событий разсказывал, что
осенью 1941 г. разнесся слух, будто бы теперь немцы принимают в плен
исключительно тех, кто принесет с собою живого или мертвого комиссара.
“Тогда я со своим приятелем поймали одного комиссара и потащили его
к немцам. Но их позиции были далеко и нас могли подстрелить советчики.
Комиссар был гад и оказался очень тяжелым, тащить его не было никакой
возможности. Одна из пуль внезапно убила его и мы решили труп его
не нести дальше. Я отрезал его голову, снял петлицы, товарищ мой взял
его планшетку с документами и мы уползли к немцам”. Подобных описанному
случаев имелось множество. Бывали случаи, когда инициаторами перехода
на противоположную сторону являлись ИПХ не рядовые, а младшие командиры.
Так, например, разсказывали об одном молодом младшем командире рабе
Божием Александре (чья мать принадлежала к ИПХ, а сам он в детстве
посещал тайные богослужения), коий перешел на сторону немцев с целым
подразделением, позже воевал против красных и погиб в Восточной Пруссии
в апреле 1945 г. Подобных историй известна масса, что вполне определенно
характеризует позицию ИПХ во время войны; впрочем, в сем они не были
одиноки.
Ни
для кого также не секрет, что при немцах, на освобожденных от большевиков
территориях СССР, религиозная жизнь мгновенно возродилась. Так как
Гитлер не смог окончательно договориться с Ватиканом по многим вопросам,
то Римско-Католическая Церковь имела от немецкой (и местной) администрации
некоторые стеснения. Зато Православная Церковь очень поощрялась и
была покровительствуема немецкими властями. Вероятно, религиозная
политика немцев проистекала из следующих соображений: 1) пропагандистское
дарование религиозной свободы (в контрасте со сталинским террором),
2) умиротворение и получение симпатий местного населения, 3) существование
у Германии православных союзников (Румыния, Болгария), 4) существование
в Германии т.н. “православного лобби”. Конечно, у немцев при этом
имелись специалисты по вопросам современного Православия в СССР. Посему
немцы довольно четко ориентировались в украинских автокефалистах и
автономистах, живоцерковниках и патриархийщиках, и, естественно, в
ИПХ.
Хотя
немцы имели исключительное расположение к ИПХ как к испытанным борцам
против большевизма, все-таки взаимоотношения их между собой строились
на разных территориях по-разному. Как известно, в церковной политике
Третьего Рейха сильно выпячивался национальный аспект каждой Поместной
Церкви (что в общем чуждо Православию), посему на освобожденных землях
немцы в первую очередь поддерживали национально-ориентированные церковные
группировки. Подобная политика была непонятна ИПЦ, отчего ее нерусские
прихожане не шли в новоявленные “Церкви”. В Прибалтике положение для
ИПХ сложилось наиболее плохо: немцы поддержали “национальные” церкви
и известного ЧКиста митр. Сергия (Воскресенского) – Экзарха Московской
Патриархии. Так как еще до войны Латвийская и Эстонская Церкви приобрели
резко-модернистское направление, уйдя в юрисдикцию Константинопольской
Патриархии, то в тех же странах имелось и некоторое количество православных
эстонцев и латышей (а также русских эмигрантов с остзейцами), настроенных
строго консервативно. Часть из них признавала над собой епархиальную
власть еп. Печерского Иоанна (Булина) († 1941), принадлежавшего к
РПЦЗ, – другие, оставшись акефалами, продолжали свою церковную жизнь
с одними священниками. После ареста еп. Иоанна (Булина) в 1941 г.,
все вышеозначенные группы присоединились к ИПХ. Однако, невероятный
вред для ИПЦ представлял сергианский митр. Сергий (Воскресенский).
Он быстро организовал т.н. Псковскую Миссию, тотчас информировав немецкие
власти о вредности Катакомбной (т.е. неподконтрольной )
Церкви. В Псковской, Новгородской, Ленинградской и Калининской областях,
где действовала сия Миссия, ИПЦ практически не легализовалась, – точнее,
кое-где отдельные ее священники служили более открыто, но захватить
храмы удалось лишь в 2-3-х местах, причем, при жестоких столкновениях
с патриархийщиками. Единственным из катакомбных архиереев, кто тогда
все-таки вышел из подполья, был схиеп. Макарий (Васильев), но другие
– еп. Роман (Руперт) и еп. Иоанн (Лошков) – так делать не стали.
На
Украине ситуация сложилась весьма пестрой. Обновленцы и сергиане считались
подозрительными элементами и о них речь не пойдет. Автокефалисты же
были сильно связаны с немецкой администрацией и украинской шовинистической
властью, но на левобережной Украине и в Новороссии – не имели влияния.
Достаточно сильным объединением являлись автономисты, но вся их система
представляла собой странное и противоречивое смешение взаимоисключающих
принципов. Так как их авторитет был все же невысок, они попытались
– и сие им удалось – привлечь к себе настоящего катакомбного архиерея
– схиархиеп. Антония (кн. Абашидзе) Таврического († 1943), за имя
коего любили прятаться. Однако, другие ИПХ не спешили связываться
с автономистами. Интересен один случай, происшедший в декабре 1941
г. в Киеве. Там подпольно проживал известный старец схиархимандрит
Михаил (возможно, тайный епископ), весьма почитаемый, к коему пришли
для беседы два автономистских епископа – Пантелеймон (Рудык) и Леонтий
(Филиппович). Разговаривать с ними старец не стал, но один из его
послушников принял от тех благословение. Старец Михаил ужаснулся и
стал омывать святою водою лицо и руки своего послушника, приговаривая:
“Каким они тебя черным сделали! От них одна злодать”. Очевидно, что
он считал автономистов безблагодатными.
Хорошие,
хотя и неоднозначные, отношения у ИПХ сложились с Белорусской Церковью.
Собственно, благодаря именно катакомбникам Белорусская Церковь держалась
более антипатриархийно и вступала в конфликт с митр. Сергием (Воскресенским),
пытавшимся внедрить своих ставленников в Белоруссию. Наиболее сердечными
взаимоотношения были с еп.Смоленским Стефаном (Севбо) (†1963), коий
даже поставил несколько священников для ИПХ и память о нем в “катакомбах”
сохранилась хорошая. Именно в Смоленской обл. и Можайском районе Московской
обл. ИПХ настолько активизировались, что заново возродили и весьма
увеличили свою паству, сильно поредевшую в репрессиях после 1937 г.
Серьезный
конфликт имел место у ИПЦ на территориях, куда пришла Румынская Миссия.
Если в Одесской области катакомбников оставалось совсем немного и
они не легализовывались, то в Крыму с румынами у них происходили серьезные
стычки. По воспоминаниям о. Сергия Моно (†1986), все ИПХ возмущались
крайним модернизмом и абсолютным нечестием румынского клира, а побоища
в Симферополе и Феодосии возникли на почве того, что двунадесятые
праздники румыны праздновали по новому стилю – совершенно неприемлемому
для катакомбников. Пьянство, разврат и воровство румынского клира
делали их в глазах ИПХ очень похожими на живоцерковников и сим вызывали
еще большее отвращение. В 1944 г. ИПХ имели там кандидата в архиереи,
желая возстановить древнюю Готскую Епархию в Крыму, что очень покровительствовалось немцами, но вызывало бешеную реакцию всех
остальных. Неизвестно, успели ли рукоположить архимандрита Парфения
в архиереи, но во время бомбежки он погиб, заваленный камнями, в Георгиевском
пещерном монастыре. Принципиально другой сложилась ситуация в Центрально-Черноземной
области и на Северном Кавказе. Еще до войны на Северном Кавказе сложилась
четкая дифференциация: так казаки почти поголовно принадлежали к ИПЦ,
иногородние к сергианам, а “наплывь” (т.е. новые переселенцы) – к
обновленцам или неверующим. Сия схема, конечно, груба, так как имелись
исключения, но в общих чертах обстановка была такова. По рассказам
очевидцев побоища между ИПХ и обновленцами (или сергианами) были ужасными
и кровопролитными, – так храм в Пятигорске 3 раза переходил из рук
в руки. Немцы опасались вмешиваться, так как волнение охватывало и
конфликтующее население. Серьезное покровительство ИПЦ немцы оказали,
по-видимому, исключительно из-за того, что к ней принадлежало казачество,
признанное союзником Германии,
кое должно было иметь свое собственное государство Казакию (как протекторат).
Наиболее сложными отношения оказались на Дону, ибо и там появился
некий еп. Николай (Амасийский) (†1945), коему немцы разрешили создать
епархиальное управление. Однако, ИПХ не принимали его категорически,
так как тот прежде был обновленцем, а следовательно – безблагодатным.
В Центрально-Черноземной области, насколько я могу судить по рассказам,
наибольшее благоприятствование ИПХ, вплоть до выхода из подполья,
имелось в Орловской и, особенно, Брянской областях. Временное освобождение
части Воронежской обл. привело к стихийным возстаниям ИПХ против большевиков.
Немецкие
войска воспринимались подсоветскими жителями во многих местах с восторгом,
как освободители. В тех местах, где ИПХ были посильнее, они часто
уничтожали (еще до прихода немцев) всю советскую администрацию, быстро
открывали закрытый храм и встречали освободителей колокольным звоном,
если, конечно, сохранялись колокола. Таких случаев известно очень
много в Брянской обл. и, особенно, на казачьих территориях. Казаки
вообще успешно, часто без всякой связи с немецкими диверсантами, уничтожали
красноармейские точки. Почти все оставшиеся в живых после репрессий
в тех местах катакомбные священники были задействованы как духовные вожди местного антибольшевицкого
движения. Рассказывали, что часто, при приходе немецких частей, население
охватывала истерика: немцев не только приветствовали, но многие женщины,
плача, падали ниц перед солдатами, целовали их сапоги и благодарили
за освобождение!
Интересны
воспоминания очевидцев о немцах. По общему признанию всех свидетелей,
самыми вредными являлись “партейные”, т.е. функционеры НСДАП. “Точно
такие же, как советские”, – говорили мне очевидцы. – “Очень они меж
собой похожи”. Так о. Михаил Одинцов (†1982) рассказывал, что как-то
в его храм (в Смоленской обл.) приехал, в сопровождении свиты, какой-то
партийный чин, с презрением оглядел внутренности церкви, уперся взглядом
в иконы и, разведя руками, сказал: “Alle sind Jüden!” В других
местах партийная номенклатура нацистов также придерживалась формулы
рейхслейтера Мартина Бормана: “Национал-социализм и Христианство –
несовместимы”. Однако, велико было мое удивление, когда все очевидцы
в один голос говорили, что ССовцы относились к ИПХ очень благосклонно.
По-видимому, сие объясняется следующим. Вместе с немецкой армией (и
войсками СС) пришло много русских эмигрантов и репатриировавшихся
русских немцев, среди коих имелось немало православных, в том числе
служивших в СС. По всем рассказам сии свирепые ССовцы (некогда родившиеся
в России) любили приходить на службы ИПХ, послушать и посмотреть,
а кое-кто из них, расчувствовавшись, даже поплакать! Отношение же
офицеров и солдат Вермахта было более чем благосклонное, причем первые
считали для себя за честь посетить местный храм. Не менее удивительны
сообщения из разных мест, как немцы загоняли силой людей (отвыкших
или совсем не знавших церковь) молиться в храм, часто угрожая расстрелом
безбожникам. Отец Никифор (фон Рихтер-Меллин) (†1983) рассказывал,
что он лично крестил 45
офицеров и солдат (!) и скандал по сему поводу возник лишь тогда,
когда он крестил какого-то офицера СС, после чего верные почитатели
предупредили его о возможном наказании за подобные действия. Ему также
вменялось в вину еще следующее: он не только крестил немцев, но и
повенчал 8 пар, где невестами
были русские девушки, что в глазах немецкого руководства являлось
очень серьезным проступком.
Долгое
время живя за “железным занавесом”, ИПХ, конечно, не знали, что происходит
у православных во всем мире. Лишь от эмигрантов и немцев они кое-что
выяснили по сему вопросу, хотя все равно представления оставались
самые смутные. Известно, что от эмигрантов среди ИПХ на Сев. Кавказе
и Дону сильно популяризировался архиеп. Богучарский Серафим (Соболев)
(†1950) – русский эмигрант, живший в Болгарии. Однако, его, по-видимому
из-за имени, путали с митроп. Берлинским Серафимом (Лядэ) (†1950),
о коем с большим пиететом говорили немцы. О митр. Анастасии (Грибановском)
(†1965), Первоиерархе РПЦЗ, почти не упоминалось, отчего считалось
на полном серьезе, что некий архиепископ Берлинский и Болгарский должен
прибыть в освобожденную Россию, где проведет по меньшей мере Поместный
Собор! Впрочем, немцы весьма препятствовали проникновению клириков
РПЦЗ на освобожденные территории, а многие из приезжавших эмигрантов
не отличались достаточной религиозностью, или якшались с сергианами,
что чрезвычайно раздражало ИПХ. Последнее – самая главная причина,
почему ИПХ, например, практически нигде не стали помогать НТСНП, чьи
члены, следуя своему “солидаризму”, пытались солидаризироваться с
патриархийщиками, не замечая у тех НКВДешного оскала.
Помимо
весьма благосклонного отношения немцев к ИПХ в религиозном
аспекте, имеется еще одно обстоятельство, объясняющее, отчего
ИПХ с такой теплотой и энтузиазмом вспоминают годы войны – годы больших
надежд. Се есть то, что (вопреки различным публикациям) немецкие власти
предоставили ИПХ оружие. Известно, что очень многие ИПХ вступили в
местную полицию. Однако, почему-то забывают, что из них же были сформированы
охранные батальоны (в том числе и в Латвии), удачно боровшиеся с партизанами
и НКВДешными диверсантами. Уже в 1941 г. немцы разрешили (видимо,
без согласования с партийным руководством) русским из ИПХ вступить
в Вермахт не только во вспомогательные, но и в боевые части. В основном
же катакомбники сконцентрировались с оружием в руках в двух местах:
в Брянской области и в “Казакии”. На Брянщине в районе г. Локоть создалось
даже сильное местное управление под полным контролем ИПХ в лице Воскобойникова
(а после его гибели – Каминского). Совершенно неправильно звучит утверждение,
что воинские формирования Воскобойникова составлялись из пленных красноармейцев.
Сие не так: основная масса его бойцов состояла из ИПХ, а пленные красноармейцы
проходили очень суровую проверку, причем, комиссары и т.п. уничтожались
сразу, а остальные “просеивались” на предмет религиозности и советскости.
Не выдержавших “экзамен” передавали в руки немцев и отправляли в лагеря
для военнопленных. Тон среди войска Воскобойникова, прежде бывшего
белым офицером и долголетним зэком, задавали священники ИПХ, а вовсе
не “комиссары” из НТСНП, как я недавно прочитал в журнеле “Посев”.
Войско Воскобойникова-Каминского получило в 1942 г. наименование РОНА
(Русская Освободительная Народная Армия) и как бригада очень удачно
участвовала в операциях против партизан. Немало ИПХ имелось и в бригаде
СС ген. Дирливангера, также имевшей противопартизанскую специфику.
С самого начала ИПХ влились в “Особую дивизию” ген. Б.А. Смысловского,
где проявляли чудеса героизма. В отношении же РННА (Российской Народно-Национальной
Армии) и бригады “Дружина” стоит сказать особо. Первая в начале привлекала
многих катакомбников, хотя фантазии руководства “армии” в отношении
советских партизан весьма удивляли и раздражали. Когда же в августе
1942 г. эмигрантов сменили советские военные, то ИПХ отказались тем
подчиняться. В бригаду “Дружина” (полк. В.В. Гиль-Родионова) ИПХ шли
только до того времени, пока был жив ее начальник, но после его гибели
катакомбники имели кровавые столкновения с просоветскими бойцами бригады
и позже покинули ее. Также довольно много ИПХ имелось в дивизиях СС
“Бранденбург” и “Рутения”. В основном же катакомбники имели численное
превосходство во всех казачьих
частях. Интересно, что крещенные черкесы (все – ИПХ до сего дня)
по призыву ген. Султан Гирея Келеч все ушли в его часть, отчего оставшееся
их количество ныне весьма мизерно.
В
историографии отчего-то практически не описан следующий факт, хорошо
нам известный от очень многих участников событий. Имеется в виду нижеследующее.
Всем известны ожесточенные бои за Орел и Курск в 1943 г., однако,
почти нигде не указывается, что на немецкой стороне весьма самоотверженно
сражались русские части. Особенно хорошо запомнились местным бои за
Орел, коий дважды занимался немецкими войсками. В обороне Орла участвовали
почти все боеспособные ИПХ из местных жителей. (Кстати, именно в Орле
и Орловской обл. поддержка катакомбникам была очень сильна. До сего
дня местные ИПХ с теплотой вспоминают немецкого коменданта Орла и
некоего господина Октана – русского эмигранта, служившего в городской
администрации и в газете; он часто посещал богослужения ИПХ.) Как
раз тогда немцы, кроме уже существовавших русских частей, создали
весьма надежные русские отряды типа ополчения. К сожалению, во многие
такие отряды инфильтровались НКВДисты, с коими, конечно, у ИПХ постоянно
происходили жесточайшие стычки. Не менее страшные бои развернулись
за Курск, где поддержка немцам местного русского населения оказалась
еще более сильной, – видимо, вследствие действий карательных органов
НКВД на Орловщине. Наконец, вовсе кровавые сражения, в коих участвовали
ИПХ, развернулись в битве за Харьков. Не секрет, что количество русских
беженцев при немецком отступлении с каждым разом увеличивалось все
больше и больше. Именно тогда на Запад уходили целые общины катакомбников.
Как правило, у мужчин имелось выданное немцами оружие и сии русские
отряды выполняли свою функцию в арьергардных боях, давая возможность
уйти как можно большему количеству мирного населения. Схимонах Леонтий
(Мымриков) (†1989) рассказывал, как проходили богослужения в русских
частях перед началом битвы на т.н. “курской дуге”. Некоторые присутствовавшие
при сем немцы (по-видимому, из репатриантов) говорили, что как будто
погрузились в средневековье. Оставим сие замечание на впечатлительность
сентиментальных немцев. Во всех боях священники ИПХ всегда участвовали
лично, своим примером обадривая воинов. Кстати, во время боев на “курской
дуге” вскрылось обширное предательство и НКВДэшная агентура среди
разных русских вспомогательных и боевых частей. По воспоминаниям очевидцев
немцы не знали, что делать, т.к. у предателей на руках имелось оружие.
Тогда особые отряды из добровольцев (полностью состоявшие из ИПХ)
вызвались разоружить советскую агентуру, – но вопреки желанию немцев,
добровольцы после себя оставили в живых только зачинщиков (переданных
гестапо), а всех остальных уничтожили.
Особую
тему составляют отношения катакомбников с РОА (Российской Освободительной
Армией). Вопреки появившимся в эмигрантской среде замечаниям, что
ИПХ (и даже их клир) служили в РОА, следует решительно заявить, что
нам неизвестен ни один подобный случай. Все ИПХ органически
не переваривали советчину и вообще не признавали власть красного ген.
А. Власова. Если по незнанию кое-кто поначалу и записывался в РОА,
то потом быстро расставался с ней из-за невыносимого советского духа,
в ней царившего, и из-за неприятия перебежчиков из числа сергианских
“священников”. Из независимых подразделений (где служили ИПХ), формально
состоявших в РОА, можно назвать лишь бригаду ген. А.В. Туркула и “Русский
Корпус” ген. Б.А. Штейфона, в коих каким-то образом кое-кто из катакомбников
умудрился служить. Невероятное отвращение к Власову усилилось со времени
его пропагандистской поездки по Прибалтике и Северо-западным областям
России, где он встречался с сергианским клиром и делал двусмысленные
заявления. Когда Власов объявил, что некогда учился в Духовной семинарии
(и ушел из нее в годы революции), а в Риге фактически признал духовное
окормление ЧКиста митр. Сергия (Воскресенского), – то чаше терпения
ИПХ пришел конец и они повели усиленную пропаганду против РОА, называя
сие большевицкой провокацией (что,
впрочем, так и было). Конечно, известно, что кое-кто из грамотных
катакомбников сумел внедриться в идеологический отдел РОА (например,
проф. И. Андреевский) и даже в КОНР (Комитет Освобождения Народов
России), но вынуждены были констатировать совершенную “непрошибаемость”
власовцев.
В
связи с упоминанием Прибалтики необходимо отметить следующее. Как
указано выше, в прибалтийских Православных Церквах в 1930-е гг. модернизм
стал официальной церковной доктриной, а еще более положение ухудшилось
при оккупации Эстонии и Латвии коммунистами. – “Сергианизация” церковной
жизни приобрела чудовищные формы. Но имелось и строго консервативное
религиозное сопротивление, особенно, в Латвии. Там образовалось еще
в середине 1930-х гг. около 10 старостильных (официально в церковное
употребление был введен новый календарный стиль) независимых полулегальных
приходов, чьи священники (при приходе большевиков) полностью ушли
в подполье. При немцах там пытались образовать что-то независимое,
но, к сожалению, латвийские архиереи были шовинистами и модернистами,
поэтому с ними ничего не вышло. Известия, что в Петсери прибыл катакомбный
схиеп. Макарий (Васильев), всех приободрили, и когда тот поселился
в Псково-Печерском монастыре, то к нему вереницей потекли представители
приходов из Прибалтики, желавшие видеть его своим правящим архиереем.
Попытки подчинить себе владыку Макария неоднократно предпринимал и
митр. Сергий (Воскресенский), хотя, по-видимому, понимал, что сие
совершенно безполезно. На Крестопоклонной неделе Великого поста 1944
г. он объявил схиеп. Макарию некий ультиматум.
Все это отягощалось еще тем, что сам Псково-Печерский монастырь (куда
во время войны внедрилось множество откровенных “смершовцев”) разделился
надвое: примерно 2/3 насельников признавали митр. Сергия (Воскресенского)
– и, следовательно, Московскую Патриархию, и 1/3 – владыку Макария
и владыку Иоанна (Лошкова) (†1945), считая себя состоящими в ИПЦ.
Такая ситуация требовала своей развязки. Посему, основываясь на показаниях
свидетелей событий, можно
твердо заявить, что, вопреки распространенным на Западе утверждениям
(дезинформации), схиеп. Макарий (Васильев) не погиб при бомбежке на
Страстной седмице 1(14).4.1944 г., находясь на молитве. Он был убит сергианскими монахами (м.б. переодетыми НКВДистами), что
вызвало у многих панику: многие испугались и покорились, другие попрятались
в подполье, а третьи убежали прочь. По-видимому, составитель “Каталога
Архиереев РПЦ” Мануил (Лемешевский) знал правду о смерти схиеп. Макария,
отчего в своей работе писал, что тот “был убит разбойниками”. Так
как немцы очень надеялись на схиеп. Макария, то совсем не исключено,
что ответной реакцией послужила ликвидация 28.4.1944 г. самого Экзарха
Митр. Сергия (Воскресенского). Кое-кто из катакомбников смутно намекал,
что именно ИПХ активно уламывали гестаповцев провести сию акцию возмездия.
Во
время войны (еще в 1941-43 гг.) несколько катакомбников-мирян ездили
на Запад. Там они побывали в качестве “остарбайтеров”, а по-видимому
– нелегально. В Германии они впервые познакомились с РПЦЗ, а кое-кто
впервые за 10-15 лет посетил несергианский открытый
храм. У большинства катакомбников от увиденного появилось разочарование
в Зарубежной Церкви, т.к. никто не предполагал, что в ней царит такая
сильная моральная деградация (особенно сие ощущалось в большинстве
приходов в Германии). То, что уже тогда РПЦЗ стала автоматически принимать
к себе советских людей, практически не изследуя их вероисповедное
положение, настолько возмущало ИПХ, что они старались наиболее осоветченные
приходы не посещать. Еще большее возмущение у ИПХ, приехавших с Украины
в Рейх, вызвал митр. Берлинский и Средне-Европейский Серафим (Лядэ),
в коем все опознали известного обновленческого еп.3миевского,
в 1929 г. репатриировавшегося в Германию, где он был изобличен как
агент НКВД. Известен случай драки в конце 1944 г. в церкви в Тегеле,
происшедшей между ИПХ и принятыми в РПЦЗ сергианами (и обновленцами),
когда настоятель храма был побит за просергианские настроения.
Конец
войны для многих ИПХ был трагичен, множество катакомбников (целые
общины, не только семьи) бежали на Запад, а состоявшие в антибольшевицких
армиях знали, что им попадать в плен нельзя. Как указано выше, ИПХ
отказывались служить в РОА, именно с сим связано побоище, происшедшее
между воинами дивизии СС Каминского и собственно власовцами. После
расстрела немцами Б. Каминского и заявления Власова, они решили соединить
дивизию СС Каминского с РОА. Конечно, из сего ничего хорошего выйти
не могло. Пришедшие офицеры РОА (быв. советские) были испуганы оказанным
им приемом. Когда же началось выяснение что к чему, то и произошло
побоище, правда, без смертельных случаев. Хотя доводится читать, что
РОА утверждена чуть ли не на основе дивизии СС Каминского, – сие не
так. Только единицы ушли из нее в РОА, все остальные сохранили свой
статус в войсках СС.
В
1945 г. ИПХ, служившие в русских частях, показывали чудеса стойкости,
не давая сдаваться самим немцам, как то происходило при обороне Бреслау
и в Вост. Пруссии. Известно, что прижатые к побережью Балтийского
моря (на Земланде и Фрише-нерунг), русские отряды, при обадривании
военных истинно-православными священниками, бились насмерть даже после
9 мая 1945 г. По воспоминаниям, когда по ним стали стрелять из “катюш”,
то они обмазывались глиной и продолжали сопротивляться (глина предохраняла
от “напалма” реактивных снарядов ракетных установок). Судьба же казачьих
частей общеизвестна: они стойко сражались и потом были выданы Сталину
на расправу. Зато в публикациях мало описано сопротивление ИПХ в Прибалтике
(в т.н. “курляндском котле” в Латвии). Там существовали собственно
русские формирования, но также в Латвийском легионе служили природные
латыши-ИПХ. Священник последних о. Георгий Фрейманис (†1985) был мне
лично знаком. По его рассказам, в Курляндии после капитуляции немцев,
русские и латыши продолжали биться с Красной Армией весьма ожесточенно.
Потом образовались т.н. “лесные братья”. Известно, что ген. Курелис
весьма благоволил к ИПХ, зная об их необыкновенном мужестве. Отец
Георгий Фрейманис рассказывал, что в том большом латышском отряде
(где он был), чуть больше половины были лютеранами, а остальные –
православными. В лесах они жили в подземных “схоронах”, там же имели
походные церкви, но часто служили в дебрях лесов. Для престола использовался
специальный раскладной столик, либо широкие пеньки. Перед очередной
акцией все молились и причащались, т. к. знали о возможной гибели.
Занимательно, что к лютеранам-нонконформистам конфессиональной вражды
не наблюдалось, а дружеские отношения с их военным пастором о. Георгий
Фрейманис сохранил на долгие годы. В русских отрядах сергиан практически
не имелось, т. к. им никто не доверял.
Репрессии
против ИПХ советского государства во время и сразу после войны были
обширны и ужасны. Катакомбная Церковь дала множество мучеников уже
в первый год войны. Во-первых, мученическую смерть приняли ИПХ, сидевшие
в тюрьмах и лагерях, к коим быстро приближался фронт. Во-вторых, казнили
тех юношей из ИПХ, кто отказывался принимать присягу или поднимать
оружие против немцев. В-третьих, в советском тылу органами НКВД в
1941-43 гг. были раскрыты некоторые катакомбные общины, из коих все
клирики и активисты немедленно расстреливались, а остальные получали
гигантские сроки в ИТЛ. В-четвертых, на тех территориях, куда приходили
советские карательные органы и где выявлялись ИПХ, – последние уничтожались.
(Большую помощь НКВДэшникам в охоте за катакомбниками оказывали сергианские
клирики. Таких случаев известно неисчислимое множество, – например
в судьбе архим. Даниила (Климкова) (†1963), пойманного аж в Карпатах!)[sup][/sup]
Приход
СМЕРШовцев со страхом ожидали не только катакомбники, но и русские
эмигранты в Европе. Неизвестно, имелся ли особый на то приказ, либо
сие являлось выдумкой местных садистов, – но в начале 1945 г. советские
карательные части стали очень часто использовать для пойманных истинно-православных
клириков утонченный вид казни: их
распинали на крестах. Так погибли: о. Моисей и о. Феодор под Ригой,
о. Герман в Польше, о. Алексий в Бреслау, о. Виктор, о. Иринарх и
о. Павел в Вост. Пруссии, а также неизвестные по имени 4 казачьих
священника в Австрии. Судьба катакомбников, оказавшихся в 1945 г.
в советской зоне оккупации Германии, также ужасна: ок. 100 священников,
дьяконов, монахов и активистов-мирян было расстреляно, а все остальные
ИПХ отправлены в советские концлагеря на 25 лет.
Плохо
пришлось фактически всем перемещенным лицам, кого выловили в Европе
МГБисты. Однако, судьба тех, кто с оружием в руках воевал против коммунистов,
была еще более печальна: всех их ждал расстрел, и только в редких
случаях многолетний срок в лагере. Но ушлые ИПХ заметили, что собственно
власовцев почти не расстреливают и дают (по общим меркам) достаточно
небольшие сроки. Именно посему все пытались называть себя власовцами,
таковыми по существу не являясь (возможно, именно с сего момента советская
пропаганда стала все русские антисоветские части называть “власовскими”).
Катакомбники (русские и казаки) в один голос рассказывали: “После
разгрома мы переодевались в немецкую форму и скрывались. Тогда и заметили,
что власовцев очень редко расстреливают. Когда нас все же поймали
СМЕРШовцы, то мы стали доказывать, что попали ранеными в плен при
оккупации и насильно мобилизованы в РОА. Влепили нам по 10-ке, а могли
бы расстрелять, как казаков или охранников”.
0
0
