ГОСУДАРСТВЕННАЯ ИДЕОЛОГИЯ И НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ: КОНСТИТУЦИОННО-ЦЕННОСТНЫЙ ПОДХОД

Автор: Nikolaus
23.07.2012, 13:51,
Новости

В современной Конституции наряду с запретом на государственную идеологию, полностью игнорируется проблема национальной идентичности русского народа. И в то же время присутствует большое количество идеологем, использование которых в отрыве от культурного и национального контекста приводит на практике к утрате обществом духовных и ценностных ориентиров. Но в действительности неидеологических государств не существует. И ни одна нация не может быть успешной и исторически устойчивой без национальной идеи. Этот тезис подтверждает и мировая конституционная практика: ценностно-мировоззренческие аспекты существования государства устойчиво обнаруживаются в высших законодательных актах большинства стран современного мира, в то время как установка на запрет идеологии характеризует главным образом конституции государств бывшего советского блока. Этот факт свидетельствует о том, что в России проблемы государственной идеологии и национальной идеи покрывают и пространство конституционного правового строительства, и сферу реальной практики, которая пока для обновленной России не слишком устойчива и ценностно обустроена. Как показано в настоящей работе, эти проблемы вполне познаваемы и разрешимы.

Якунин В.И., кандидат политических наук

Как человек не является человеком в небиологическом смысле без идеи, смысла жизни, социализированной ценностно-целевой нагрузки, так и нация не может быть успешной и исторически устойчивой без национальной идеи . Россия эту мысль в своей истории подтверждает и в положительных примерах («Православие, самодержавие, народность» как идея тысячелетней скрепы), так и в отрицательных (90-е годы смуты и вымирания, при том, что властвующий тогда президент возглашал – нужна национальная идея). Редко кто и сейчас сможет указать, в чем состоит национальная идея в современной России. Почему ее нет и так трудно ее сформировать? Парадоксально, но она запрещена Конституцией России.

Конституция РФ 1993 г. как идеологический феномен

Необходимость обращения к содержанию Конституции РФ определяется особенностями ее принятия в декабре 1993 г., явившегося не столько результатом общественного консенсуса, сколько разрешившегося силой противостояния исполнительной и законодательной ветвей власти.

Но сначала необходим небольшой лингвистический экскурс. Поскольку в 90-е годы многие российские государственные документы от указов президента и законов до самой конституции появлялись в переводе с английского некоторые понятия при переводе смешались в своих глубинных смыслах. Читаем ст. 13 п. 2 Конституции РФ: «Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной…». При очевидной синонимичности категорий идеи и идеологии в конкретном обсуждаемом нами контексте сие означает, что российскому государству запрещено иметь государственную идею. «Государственный» по Оксфордскому словарю переводится как «national». «Идея» звучит аналогично и по-английски – «idea». Реконструкция англоязычного смысла, заложенного в ст. 13 означает, что российскому государству запрещена «национальная идея». Что такое национальная идея русскому человеку, каждому российскому гражданину не надо растолковывать. Это смысл жизни российского общества и государства, тот самый смысл, без которого ни общество, ни государство исторически нежизнеспособны. Получается, что простая односложная фраза в конституции приобретает значение смертельной мины замедленного действия, заложенной под жизнеспособностью российского государства.

Быстрое, безальтернативное осуществление конституционной реформы в 1993 г. привело в Основном Законе и к иным противоречиям. С одной стороны, в ней сохранился ряд дефиниций, имеющих смысловую нагрузку лишь в рамках советского идеологического лексикона, и не отражающих, таким образом, реалий современной России. С другой конституция содержит положения неолиберального свойства, таящие в себе потенциальную угрозу государственной целостности и национальной идентичности России. Компилированный посредством обращения к западной конституционной традиции основной закон России не отразил в должной мере ее цивилизационной и культурно-исторической специфики. При купировании названия Россия, такой документ может быть отнесен к любому государству. В конституции игнорированы аспекты духовной и национальной ориентированности государства, которые играют важнейшую роль в консолидации сил общества.

Идеология и наука

Последнее время в российских научных кругах получил распространение взгляд, противопоставляющий категории «науки» и «идеологии». Такой подход представляется весьма спорным в методологическом отношении. Согласно например словарю Ф. Брокгауза и И. Ефрона, идеология может определяться как «теория какого-либо социального, экономического или политического явления». Но в том, чтобы формулировать теории и заключается основное призвание науки. Общественные науки по самой своей природе идеологичны. Чем выше уровень научно-теоретического обобщения, тем значимее идеологический компонент. Распространенная в западной философии в 1950-1960-е гг. теория «деидеологизации» сформировалась в контексте «холодной войны» и критики противоборствующей советской системы . В этом смысле она сама являлась идеологией. В 1970-е гг. ей на смену пришла философия «реиделогизации» . В настоящее время теория «деидеологизации» представляет собой скорее научный архаизм, и апелляция к ее доводам довольно сомнительна.

Имманентная необходимость укрепления государственной власти на территории государства порождает проблему обнаружения ценностных оснований проживающего на ней населения. Поэтому идеология (национальная идея) выполняет функцию интеграции общества на основе единых ценностей и норм, обосновывает их как оптимальные. В идеологии рационализируются материально – технологические условия жизни конкретного общества и на их базе определяются социально значимые образцы поведения и нормы, которые требуется поддерживать и которые воспроизводят общность в исторических поколениях.

Под идеологией (национальной идеей) понимается базовая общественная идея, принимаемая всеми слоями социума, проявляющаяся в открытой или латентной форме во всех сферах социального функционирования (экономике, политике, социальной изменчивости). «Базовая идея, как идеологический институт отражает и постоянно воспроизводит осознание членами общества его внутренней природы и определяет поведение людей в экономической и политической сферах. В экономической сфере базовая идея и основанная на ней идеология служат естественным критерием принятия решений о направлениях использования общественного продукта, создаваемого населением страны. В политической сфере доминирующая общественная идея является критерием справедливости того или иного государственного порядка и складывающейся системы властных отношений» . Базовая социальная идея выражает укоренившиеся в конкретном обществе представления о том, какие формы и цели действий должны быть доминирующими для обеспечения выживания и развития общества. Поддержание единого смыслового (идеологического) пространства – задача не менее сложная и важная, чем достижение правовой гомогенности, или сохранение сувереном монополии на право чеканить монету.

История российского государства и права началась задолго до 1993 г. – времени принятия действующей версии Конституции. В более ранних законодательных текстах неизменно присутствовали идеологические компоненты. Преамбула последней советской Конституции 1977 г. начиналась со слов о всемирно-исторической миссии Великой Октябрьской социалистической революции, обозначившей переход человечества от социализма к капитализму . При всем утопизме и доктринерстве выдвигаемой задачи необходимо отметить сам факт идеологического целеполагания, напрочь отсутствующей в современной российской государственно-управленческой практике.

Тезисы мировоззренческого порядка обнаруживаются и в российском дореволюционном законодательстве. В Основных законах Российской империи определялся вероисповедальный принцип русских монархов. Сорок вторая статья гласила: «Император, яко Христианский Государь, есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры и блюститель Правоверия и всякого в Церкви Святой благочестия». Неправославный император был бы попросту незаконен . Несмотря на присутствие данного положения в Основном законе, это не приводило к какой бы то ни было дискриминации инородцев. Вероисповедальное определение монаршей власти присутствует и в законодательстве современных европейских королевств. Важно, что наличие такого рода идеологических компонентов не дает никаких оснований для отрицания принципа прав человека.

Высшие ценности российского государства

Принятие положения о деидеологизации государства объясняется контекстом борьбы с коммунистической идеологией. В действительности же неидеологических государств не существует. Парадоксально, но ряд компилированных идеологем присутствует и в современной Конституции РФ. Они, как выясняется, российскому государству не противопоказаны, несмотря на ст. 13. К таковым, например, относится провозглашение человека высшей государственной ценностью (ст. 2). И это совершенно справедливо, но в контексте отсутствуют иные ценности, например, самой России, как государственности. А такое построение конституционной нормы порождает снятие ценностного содержания принудительно укороченного ценностного ряда. Или определение Российской Федерации в качестве только социального и светского государства (ст. 7). Здесь также укорачивающая ряд идеологизация, парадоксально тождественная в силу этого деидеологизации государства, приводит на практике к утрате им и обществом духовных (и в светском, и в религиозно-мировоззренческом смысле) ценностных ориентиров, консолидирующей национальной идеи.

В Конституции Российской Федерации, кроме заключенных в ней основ конституционного строя, провозглашения формы правления, системы государственной власти и системы местного самоуправления, немаловажное место занимает институт, нормы которого закрепляют основы правового статуса личности. По Конституции РФ: «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и зашита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства» (ст. 2) . Данная формулировка есть ничто иное, как идеологема. Теория прав человека тесно связана с вполне определенной идеологической позицией. Но свобода без нравственности, без ее социализированной одухотворенности вряд ли может рассматриваться как абсолютная, конституционного масштаба, тем более высшая ценность. Свобода на растление, порнографию, мордобой и убийство, в том числе зарождающейся в материнском чреве человеческой личности, трудно признать за высшую ценность.

Наблюдается, таким образом, противоречие между запретом на наличие государственной идеологии (национальной идеи) в одной статье конституции, но ее фактическом предложении в других статьях. Очевидно, что при использовании этого приема табуизация идеологий осуществляется избирательно. На одни из ценностных конструктов распространяется идеологическая квалификация и запрет, на другие – нет.

Система двойных стандартов, во всяком случае, на уровне Конституции РФ, должна быть переосмыслена. Речь, естественно, не идет об отрицании принципа прав человека в качестве высшей ценности. Но данная идеологема, являющаяся универсальной для большинства стран мирового сообщества, должна быть дополнена и другими, связанными с национальной, исторически сформировавшейся, спецификой России.

Статья 2 Конституции предлагает неолиберальную трактовку высших государственных ценностей. В предлагаемом ценностном ряду «человек, его права и свободы», как отмечено выше, не нашлось места для самой России. Безусловным является, что ее независимость должна быть также отнесена к базовым конституционным ценностям, причем, приоритетным по отношению к прочим. В периоды великих войн, угроз физическому существованию страны, государство и народ шли на сознательное ограничение прав и свобод человека, признавая, тем самым, более высокий статус ценности независимости России. Не нашли отражения в высшем аксиологическом ряду и ценности традиционных религий России. В принятой формулировке более чем очевидно обнаруживается атеистический парадигмальный подход. Отсюда можно видеть иное звучание данной конституционной конструкции: «Высшими ценностями российского государства являются государственная суверенность России, накопленные ею в веках и поколениях ценности культуры, религий, традиций, духовное достоинство, права и свободы человека. Запрещается реализация одних высших ценностей российского государства в ущерб другим. Признание, соблюдение и защита высших ценностей российского государства – обязанность государства».

Нуждается в некоторой корректировке, как политически конъюнктурное, положение Преамбулы о возрождении суверенной государственности России . Данное положение противоречит идее политического преемства Российской Федерации от Советского Союза и непрерывности потока национальной истории. С изгнанием в 1612 г. поляков из Москвы, Россия более не утрачивала государственного суверенитета. Менялись лишь ее официальные названия. Суверенность России сохранялась и в советском периоде ее истории. С этой точки зрения корректнее говорить не о возрождении суверенной государственности России, а об установлении нового формата российской государственности – Российской Федерации.

Идеология и проблема национальной идентичности

Несмотря на декларируемую деидеологизацию в Конституции РФ содержатся также некоторые идеологические компоненты прежней советской конституционной традиции. Так, взятая за основу субъектоопределения суверена власти дефиниция «многонациональный народ» представляет собой своеобразный парадокс, смысловую мешанину. Народ не может быть многонациональным. Нация – да, т.к. она есть более широкая по отношению к народу категория и соотносится с государством в целом. Если народ культурологичен и этничен, то нация может быть многонародной, многонациональной. Категория же многонационального народа является доморощенным изобретением. Ни в одной конституции стран мира нет такого понятия. Данная понятийная конструкция ведет происхождение из советского идеологического лексикона. Она представляет собой не более чем воспроизводство идеологемы «новая историческая общность – советский многонациональный народ». Вне определяемого коммунистической идеологией специфического советского контекста это понятие не имеет смысла. Коммунистические идеологи говорили о советском народе, как новой исторической общности, т.е. феномене, принципиально отличном в этнополитическом плане от прежнего понимания природы наций. Однако, спустя период времени, меньший даже одного поколения, с советским народом, по социологическим данным , отождествляют себя всего 3 % населения, и понятно, что это пожилые люди, еще подверженные воздействию коммунистической идеологии. Объективно же существующие как явление «исторические общности» или институты так быстро не исчезают.

Следует также напомнить, что советский многонациональный народ рассматривался как переходная фаза к безнациональному коммунистическому обществу .

Кроме того, само положение о полиэтничности государства есть не более чем экстраполяции советской этнополитической модели. Действительно, в СССР численно преобладающий русский народ составлял лишь около 50 % населения. В Российской Федерации картина этнического представительства принципиально иная. Доля русских в населении РФ – более 80 %, что соответствует показателям представленности титульных народов в национальных европейских государствах, и этот мировой канон позволяет классифицировать современную Россию в качестве моноэтнического государства, вводя тем самым правовой институт национальности, национального меньшинства и принципиальной функции национального права и государственной власти по защите от дискриминации по национальному признаку. Если нет правового понятия национальности (например, не упоминается в паспорте), то принципиально невозможно построить правовую систему защиты человека от дискриминации по национальному или расовому признаку. Ключевая норма конституции превращается в ничтожную и современная зачастую трагическая практика России об этом свидетельствует. Преодоление этого стало бы возможным при другой законодательной схеме. В этой связи заслуживает внимания и анализа предложение вместо слов «Мы многонациональный народ Российской Федерации» использовать другое субъектообозначающее определение «Мы, русский народ и все народы России, составляющие в совокупности российскую гражданскую нацию…». Аналог такой формулы содержится, например в Конституции Испании – «Мы испанский народ и другие народы Испании». Характерно, что доля испанцев в населении Испании – 70 %, что ниже процентного представительства этнических русских в РФ .

Проблема кажущейся этнической несимметрии снимается введением правового понятия гражданской нации, как категории, выравнивающей все права и свободы гражданина, независимо от его этничности, веры и т.д. Кроме этого, как показано выше, принципиально решается проблема защиты прав человека независимо от его этничности (национальности).

Следствием отсутствия государственной идеологии является и отсутствие закрепленной на конституционном уровне коллективной самоидентификации российского населения. Беспрецедентным фактом для конституций мира является полное игнорирование проблемы национальной идентичности преобладающей общности. Русский народ, составляющий 81,3 % населения РФ, вообще не упоминается ни в одной из статей Основного Закона. Слово русский фигурирует лишь однажды в связи с определением в ст. 68 п. 1 государственного языка Российской Федерации . Вопрос цивилизационной идентичности российской государственности в настоящее время является предметом достаточно оживленной общественной дискуссии, носящей, однако, в лучшем случае публицистический, а по большей части радикально скандализированный характер. Очевидно одно – проблема цивилизационной российской идентичности должна быть отражена на уровне Основного Закона РФ, будучи раскрыта в контексте осмысления многовековых и многопоколенческих ценностных накоплений, аккумулированных нашим обществом, русским народом.

Здесь также полезен еще один лингвистический экскурс. В мире не различают категорий «русский» и «российский». И это понятно, т.к. русский в этом контексте является больше цивилизационным маркером, чем этническим. RUSSIA и russian в мире означают Россия и россиянин, но одновременно, не различая, и «русский» тоже. Это только в родном русскоязычном отечестве кому-то все время хочется вбивать различие между русским человеком и неведомым представителем неведомой возрождающейся мифологемы «новая историческая общность – советский многонациональный народ». Угроза воспроизведения исторического исчезновения «советского многонационального» народа для «российского многонационального» народа, да и самой российской государственности вслед за советской слишком очевидна. Упомянутые выше «мины замедленного действия», как и любые мины, закладываются именно для того, чтобы рано или поздно взорваться.

В третьем тысячелетие проблема ведущей в государстве «национальности» продолжает существовать, хотя и приобретает новые аспекты. Как национальные позиционируют себя, к примеру, крупнейшие европейские демократии. Более того, термин «американская нация» встречается и в отношении такого полиэтничного государства как США. Вместе с тем сложился стереотип классификации Российской Федерации в качестве многонационального государства. На его многонациональный характер указывает ст.3 Конституции РФ. Но может ли считаться полиструктурой система, в которой один из компонентов занимает свыше 80%, а следующий по размеру элемент составляет менее 4 %?

Очевидно, применение двойных методологических конституционно-правовых стандартов для характеристики российской и западной моделей государственности. Строго говоря, в современном мире ни одного моноэтнического государства не существует. Если, например, считать моноэтничными государства, в которых представители титульного этноса составляют более 95 %, то количество таковых (да и то, не считая не получивших гражданский статус иммигрантов) в мире не так уж много. Япония, Исландия, Норвегия, Португалия, Албания, Мальта, Ямайка, Йемен, Венгрия. Но почему следует брать 95 %, а, к примеру, не 80 % – никаким образом не обосновывается .

Национальными классифицируются многие европейские государства, в которых численное представительство титульного народа к общей структуре гражданского населения меньше, чем русских в России. Это Бельгия, Испания, Италия, Нидерланды, Франция. Даже прибалтийские республики числятся в ряду национальных государств. Различая «российскую многонациональность» и «европейскую многонациональность» зачастую спекулятивно подменяют понятие «гражданская нация», относя его исключительно к европейцам, и понятие «этничность», применяя его к России.

К сожалению, сегодня не реализуются даже те возможности осуществления гражданином своего права на проявление общественной сопричастности, которые закреплены в действующей Конституции.

Ст. 26 п. 1 Конституции РФ декларирует, что «каждый вправе определять и указывать свою национальную принадлежность» . Современные российские паспорта такой графы не содержат. Государство должно защищать право человека на национальную идентичность, предоставляя, в частности, такую самоидентификационную возможность при паспортизации. Вместе с тем, та же статья Конституции запрещает принуждение к определению и указанию своей национальной принадлежности. Поэтому заполнение восстанавливаемой в паспорте графы национальность должно осуществляться на добровольной основе. Человек, затрудняющийся или не желающий по каким-то причинам декларировать о своем национальном происхождении, должен иметь право оставить соответствующую графу в паспорте не заполненной.

В дореволюционной России вместо национальной принадлежности фиксировалась конфессиональная идентичность . Обращение к этому историческому опыту могло бы носить похожий смысловой характер, как и в случае с национальностью, поскольку вероисповедание также относится к коренным факторам идентичности личности, а в совокупности идентичности общества. Очевидно, что запись о религиозной принадлежности не может и не должна носить обязательного характера. Также очевидно, что конституционная российская норма в этой области в ст.14 никоим образом не входит в противоречие с подобным добровольным волеизъявлением гражданина.

Такая модификация паспорта не только послужила бы усилению национального самосознания, но и обеспечила бы реальное право российского человека, как указано выше, правовым образом защитить свои гражданские права и достоинство.

Идеология и проблема религиозной идентичности

Идеология государств зачастую раскрывается через их религиозную идентификацию. Конституционное право зарубежных стран знает многообразные формы взаимоотношений государства и религиозных объединений. Анализ проблемы религии и церкви в 68 конституциях стран Европы, Азии, Северной и Южной Америки, позволил обнаружить следующую картину.

Полное умолчание – три случая (Босния и Герцеговина, Венгрия, Венесуэла).

Отделение от государства – 13 (Азербайджан, Болгария, Гондурас, Латвия, Македония, Молдавия, Португалия, Словения, Туркменистан, Узбекистан, Украина, Хорватия, Югославия). При этом в 10 странах употребляется формула «церковь (религиозные организации, учреждения или общины) отделена от государства» (Болгария, Гондурас, Латвия, Македония, Португалия, Туркменистан, Узбекистан, Украина, Хорватия, Югославия), в 2 конституциях – «религия (или религиозные культы) отделена от государства» (Азербайджан, Молдавия), и в 1-й – «государство и церковь отделены друг от друга» (Словения).

Господствующая религия – 1 (Греция).

Официальная (государственная) религия – 7 (Великобритания, Дания, Коста-Рика, Лихтенштейн, Мальта, Монако, Норвегия).

Традиционная религия – 5 (Андорра, Болгария, Грузия, Индия, Литва).

Особая поддержка одной церкви – 9 (Аргентина, Боливия, Гаити, Испания, Италия, Кипр, Колумбия, Македония, Польша).

Запрет на официальность или доминирование какой-либо религии – 13 (Албания, Беларусь, Гватемала, Ирландия, Испания, Литва, Никарагуа, Словакия, США, Таджикистан, Украина, Эстония, Япония).

Декларирование светского характера государства – 2 (Турция, Франция).

Из приведенного перечня под дефиницию идеологии подходят такие идентификационные категории как господствующая религия, официальная (государственная) религия, традиционная религия, отчасти также особая поддержка одной церкви.

Юридическое положение церковных организаций в конституциях стран мира отражено восемью «форматами». При этом только в Конституции Колумбии есть специальный раздел «Религия и отношения между церковью и государством».

1) Церковь является юридическим лицом или обладает правами юридического лица – 6 случаев (Албания, Андорра, Бразилия, Гватемала, Италия, Литва).
2) Церковь подчинена общим законам государства (или общему порядку) – 6 (Австрия, Андорра, Бразилия, Индия, Молдавия, Хорватия).
3) Отношения между государством и церковью регулируются специальным законодательством – 6 (Албания, Белоруссия, Италия, Колумбия, Люксембург, Польша).
4) Государство не вмешивается в деятельность религиозных объединений (или независимость церковных организации от государства) – 3 (Словакия, Чехия Узбекистан).
5) Церковные организации в своей деятельности они пользуются защитой и помощью государства – 1 (Хорватия).
6) Служители всех религий находятся под надзором государства и несут перед ним обязательства – 1 (Греция).
7) Закреплено только право церкви на движимую и недвижимую собственность – 7 (Австрия, Боливия, Индия, Ирландия, Кипр, Лихтенштейн, Польша).
8) Указание, что собственность церкви принадлежит государству
– 1 (Мексика).
Свобода совести декларирована в 61 Конституции. Ограничения свободы совести и другие конфессиональные ограничения содержатся в Конституциях 42 стран.

Современное российское государство, создав для Церкви законодательные основы функционирования в системе формирующегося демократического правового государства в виде законов «О свободе совести и о религиозных организациях» и «О некоммерческих организациях», посчитало свою миссию в данной сфере законченной. Между тем, православная церковь, равно как и (см. выше) русский народ, вообще на конституционном уровне ни разу не упомянута. Вопрос о религии один из наиболее слабо представленных компонентов Конституции РФ. Термины Церковь, конфессия, религиозный культ и т.п. не упоминаются в Основном Законе. Показательно, что при акцентировке внимания на многонациональности России, игнорируется ее конфессиональная неоднородность. Закрепленное в ст. 14 понятие светского государства не поясняется ни в одном из действующих законодательных положений . На практике под ним зачастую подразумевается атеистическая государственность. Очевидна также некорректность и недостаточность формулировки отделения религиозных объединений от государства. Это выглядит как своеобразное отлучение Церкви, но, например светская миссия Церкви, более чем важна для общества и государства. Более корректно было бы говорить об отделении религиозных объединений от институтов государственной власти. Недостаточна норма о равенстве религиозных объединений перед законом. Как интерпретировать эту норму применительно к человеконенавистническим, тоталитарным, сатанинским религиозным группам и сектам? Эта тема существенно сложна, требует специального анализа и детального законодательного регулирования, на сегодня отсутствующего в действующем российском законодательстве.

Мировоззренческие аспекты Основных Законов

Выбор государственных целей, как известно, осуществляет на уровне идеологической самоидентификации. Инициирование в России в 90-е годы процесса деидеологизации привело к выхолащиванию заодно с базовыми советскими идеологемами и ценностно-целевых установок самой государственности как таковой. Конституция Российской Федерации, декларируя запрет какой-либо государственной идеологии, провозглашает тем самым и отказ от целеполагания.

Между тем, вполне осознанную цель имела в свое время православная Россия, обнаруживая ее в представленном в рамках концепта о Третьем Риме неком мессианском царствии. Целевая установка советского государства соотносилась с эсхатологией коммунизма. Ту или иную систему высшего целеполагания имеет значительная часть государств современного мира. Для США выбор цели осуществляется в контексте некоего мирового либерального проекта и идеи «Pax Americana», в Израиле – этнополитического, в Турции – пантюркистского, в Иране – экспорта ценностей ислама. Многие государства западного культурного ареала, не претендуя на выдвижение собственного ценностно-целевого ряда, идентифицируют свой выбор с американской моделью целеполаган

Голосуем