А.Х. Бенкендорф происходил из франконского дворянского рода, переселившегося в XVI в. в Лифляндию. Его дед, Иван Иванович (1720 – 1775), генерал-лейтенант и участник Семилетней войны, был внесен в Лифляндский и Эстляндский дворянские матрикулы. Супруга Ивана Ивановича, урожденная Левенштерн, состояла с 1777 г. воспитательницей великого князя Александра Павловича[1].
Старший сын Ивана Ивановича, Христофор (1749 – 1823) посвятил себя военной карьере, одно время был военным губернатором Риги. Он входил в круг приближенных наследника престола Павла Петровича, в то время как Екатерина II не благоволила ему[2]. Мать Александра Христофоровича, Анна Юлиана Шиллинг фон Канштадт (1749 – 1797) с детства находилась при дворе вюртембергского принца Фридриха-Евгения, отца российской императрицы Марии Федоровны.
По приезде в Петербург в 1781 г. она стала играть большую роль при дворе наследника престола. Австрийский император Иосиф II писал в 1782 г.: «Госпожа Бенкендорф является доверенным лицом великой княгини… и именно к ней необходимо обращаться по всем делам, связанным с великой княгиней»[3]. Х.И. Бенкендорф познакомился с ней в 1779 г. в Монбельяре, а через два года на свет появился их первенец Александр. Именно великая княгиня Мария Федоровна выступала в роли благодетельницы четы Бенкендорфов, в частности, назначила им солидную пенсию[4].
Христофор Иванович приобрел дом в Павловске, где протекли первые годы жизни Александра. Он был любимцем великой княгини Елизаветы Алексеевны, и в родовом имении Бенкендорфов хранился ее подарок – табакерка с игривой надписью: «Моему амурчику»[5]. Размеренное существование было нарушено в ноябре 1791 г. внезапным решением Павла удалить от своего двора Анну Юлиану, которую он «считал главным врагом своим по вредному влияния ее на Марию Федоровну»[6]. Поначалу она жила в Дерпте, а в дальнейшем нашла пристанище при дворе Фридриха-Евгения в Вюртемберге. Ненадолго задержавшись в Германии, Христофор Иванович и Анна Юлиана отправились в Ригу, оставив детей, Александра и Константина, в пансионе городка Барейт.
Бенкендорф позже вспоминал, что он сильно уступал другим ученикам в знаниях, однако добился уважения в их среде после того как имел дуэль на саблях со сверстником-немцем и создал кружок товарищей, названный Armeé Russe[7]. Три года пролетели в юношеских забавах. Родители забрали детей в Ригу, но испуганные, по словам самого Александра, его невежеством, отправили в начале 1796 г. старшего сына в Петербург, в модный тогда пансион аббата Николя. Иезуит Карл Евгений Николь прибыл в Россию в 1793 г. и через год основал пансион для высшего дворянства, учителями в котором выступали священники-иезуиты. Пансион был привилегированным учебным заведениям, плата за обучение в нем составляла 1500 рублей в год[8]. Среди выпускников пансиона конца XVIII в. было много значительных государственных деятелей, здесь училась целая плеяда будущих декабристов[9]. Императрица Мария Федоровна неустанно следила за обучением Александра, от Николя требовала составлять записки об его успеваемости, полагая, что у него «есть все данные, чтобы стать прекрасным подданным, однако необходимо им твердо руководить»[10].
Бенкендорф, в те годы никак не отличавшийся постоянством стремлений и привычек, три месяца посвятил упорным штудиям, однако вскоре стал предпочитать учебе посещение воспитательного дома для благородных девиц. Аббат Николь, «не желавший терпеть среди своих учеников бездельника, который более не учился и развращал доверенное ему стадо», устроил в 1798 г. юного дворянина унтер-офицером в лейб-гвардии Семеновский полк[11]. Иезуитским пансионом и ограничилось гражданское образование, полученное Бенкендорфом. Как писал В.О. Ключевский, «люди, выходившие из пансиона Николя, могли быть исковерканные характеры, но более привычные к мысли сравнительно со своими отцами», а умение иезуитов «отлично вызывать и эксплуатировать умственную силу ученика»[12] не могло не сказаться и на Александре.
Первым успехам на военной службе Александр был обязан все тому же Николю, под руководством которого за несколько месяцев начертил план острова Мальты и в конце 1798 г. представил его Павлу I[13]. Император, великий магистр Мальтийского ордена, остался доволен увиденным. 12 декабря он назначил семнадцатилетнего юношу прапорщиком Семеновского полка и пожаловал во флигель-адъютанты. В новом качестве Бенкендорф постоянно находился при дворе, где быстро освоился, имея в качестве главного покровителя царствующую императрицу[14]. Кончину государя, открывшего для него путь к блестящей военной карьере, Бенкендорф встретил без сожаления[15]. Ночью 12 марта он уже находился при новом императоре, шефе Семеновского полка, и его родных в Зимнем дворце. В праздничном настроении первых месяцев александрова царствования Бенкендорф стал посещать дом директора Императорских театров А.Л. Нарышкина. Туда же приходили молодые офицеры-гвардейцы С.Н. Марин, Д.В. Арсеньев, М.С. Воронцов. Сложился своего рода литературный кружок: молодые люди обсуждали новинки книжного мира, зачитывали и свои сочинения[16], хотя Бенкендорфа влекла в салон скорее ослепительная красота дочери Нарышкина, княгини Суворовой[17].
Кроме вдовствующей императрицы Марии Федоровны Бенкендорф имел влиятельных покровителей в лице воспитательницы Александра I графини (позже княгини) Шарлоты Ливен и ее сына – начальника военно-походной канцелярии Александра I, генерал-адъютанта князя Х.А. Ливена, чья супруга приходилась сестрой Бенкендорфу. С определенного момента Александр Христофорович приобрел также расположение К.В. Нессельроде, долгие годы возглавлявшего ведомство иностранных дел.
Поворот в судьбе Александра Христофоровича был связан с появлением в столице генерала Георга-Магнуса Спренгтпортена, финляндского дворянина на русской службе, предложившего Александру I организовать экспедицию по отдаленным российским губерниям. Перед ней ставилась инспекционная задача «обратить внимание на состояние административного управления местностями, ознакомиться с характером населяющих эти местности народов…»[18]. В то же время, поездка не была четко спланированной, не имела ясно очерченных целей[19]. Бенкендорф пользовался почти неограниченной свободой, совершая на свой страх и риск опасные поездки, откуда присылал генералу «коротенькие отчеты». Экспедиция началась в феврале 1802 г. в порту Кронштадта, откуда проследовала по Волге до Казани и через Оренбург добралась до Тобольска и Иркутска. Самой удаленной точкой маршрута стала пограничная с Китаем Кяхта. Летом 1803 г. Спренгтпортен вновь прибыл в Центральную Россию, весной 1804 г. оказался в Малороссии, откуда двинулся через Крым в Турцию и далее до греческого острова Корфу.
В ходе экспедиции Бенкендорф предпринял месячное путешествие по Иртышу и Оби до Обдорска в компании художника Корнеева, добрался по Лене до Якутска. В сентябре 1803 г. Александр Христофорович встретился в Астрахани с петербургским приятелем графом Воронцовым, который следовал в Тифлис на службу к князю П.Д. Цицианову. Свидание изменило спокойный дотоле ход путешествия Бенкендорфа – он решил ехать в действующую армию.
В конце 1803 г. Цицианов готовил поход с целью захвата крепости Гянджа. Бенкендорф принял участие в одном из ее первых штурмов 2 декабря, а затем в составе отряда генерал-майора В.С. Гулякова, действовавшего в Джаро-Белоканской области[20], сражался с лезгинами под Байматло. Вынужденный вновь присоединиться к Спренгтпортену, он покинул Кавказ с первыми боевыми наградами – орденами Св. Анны и Св. Владимира. Преждевременный отъезд, возможно, спас ему жизнь: через несколько дней отряд Гулякова попал в засаду, генерал погиб, а Воронцов чудом уцелел в сражении.
В отличие от многих сверстников, Бенкендорф после столь длительной поездки уже в молодые годы имел неплохое представление о стране и населявших ее людях. В конце апреля экспедиция покинула пределы Российской империи. Конечной целью был греческий остров Корфу, центр Республики Семи Островов, созданной адмиралом Ф.Ф. Ушаковым по решению императора Павла I в 1799 г. В 1802 г. по Амьенскому мирному договору был признан протекторат России над республикой[21]. В августе бриг достиг острова, Бенкендорф получил долгожданное освобождение от опеки генерала, а также дозволение остаться на острове при русском корпусе. В это время там находилась русская дивизия под командованием Р.К. Анрепа, который к началу 1805 г. сформировал «корпус греческих стрелков»[22] для участия в предстоящей войне с Францией. Бенкендорф был временно поставлен во главе корпуса из 1000 человек[23].
В Греции Бенкендорф пробыл до марта 1805 г., когда генерал Анреп послал его с донесением в Петербург. В столице он удостоился аудиенции императора, министров иностранных дел, военного и морского. В возвращении на Корфу ему было, однако, отказано: Россия сосредоточивала военные усилия на других направлениях. В августе 1805 г. началась война с наполеоновской Францией. Бенкендорф и его друзья Л.А. Нарышкин и М.С. Воронцов были назначены адъютантами к графу П.А. Толстому, чей корпус направлялся к Голландии. Однако после известия о сражении под Аустерлицем Толстой получил приказ отойти к границам России.
После поражений Пруссии в 1806 г. Бенкендорф был отправлен ко двору прусского короля выразить ему от имени Александра I соболезнования и поддержку. Он должен был также отсылать в Петербург известия о дальнейших планах прусского генералитета. Через генерала Ф.А. фон Калкройта Александр Христофорович добыл сведения о битвах под Йеной и Ауэрштедтом и о количестве войск, способных еще противостоять французам[24]. В кампании 1806 – 1807 гг. Бенкендорф вновь оказался в подчинении П.А. Толстого, начальника штаба русских войск. Находясь при штабе, он пришел к убеждению, что русское командование должно иметь своих агентов в армии противника и даже послал за свой счет двух шпионов в корпус маршала Ж.Б. Бернадота[25]. Бенкендорф принял участие в сражениях при Макове, Липштадте и Прейсиш-Эйлау, после чего по приказу Л.Л. Беннигсена отправился в Петербург доложить императору о последних сражениях и о состоянии русской армии, которое Беннигсен оценивал как крайне тяжелое. Однако столичное общество не желало верить необнадеживающим словам Бенкендорфа[26]. Прибытие князя П.И. Багратиона в Петербург Александр Христофорович расценил как интригу, направленную против него лично[27], и с этого момента началась их взаимная неприязнь.
После подписания Тильзитского мира граф Толстой возглавил русское посольство во Франции, и Бенкендорф принял предложение войти в его состав. Посольство «было принято Наполеоном с величайшими почестями», Бенкендорф потом не раз рассказывал «об этой блистательной жизни в Париже»[28]. Записки его рисуют картины сменявших друг друга увеселений Фонтенбло и Парижа, любовных похождений, в том числе романа со знаменитой актрисой, фавориткой Наполеона мадемуазель М.-Ж. Жорж. Служба отошла для Бенкендорфа на второй план и при посольстве его использовали почти исключительно в качестве курьера. К лету 1808 г. разлука с привычным кругом знакомых а возможно, и накопившиеся долги[29] побудили Александра Христофоровича просить разрешения вернуться в Россию, против чего Толстой не возражал. При этом Бенкендорф организовал нелегальный выезд из Франции в Россию М.-Ж. Жорж, в чем некоторые западные исследователи усматривали умысел ряда высших петербургских сановников[30].
Хотя служба явно отошла для Бенкендорфа на второй план, именно во Франции у него сформировался особый интерес к организации и деятельности французской жандармерии. Свидетельством тому служат «Записки» одного из его друзей тех лет, известного впоследствии декабриста С.Г. Волконского: «Бенкендорф тогда воротился из Парижа при посольстве, и, как человек мыслящий и впечатлительный, увидел, какую пользу оказывала жандармерия во Франции. – Он полагал, что на честных началах, при избрании лиц честных, смышленых, введение этой отрасли соглядатаев может быть полезно и Царю, и отечеству, приготовил проект о составлении этого управления и пригласил нас, многих своих товарищей, вступить в эту когорту, как он называл, добромыслящих»[31]. Уже в эти годы мысль Бенкендорфа вертелась вокруг необходимости облагородить ведомство политической полиции, за которым стояла тень тайных канцелярий XVIII в., создать ему совершенно новую репутацию за счет привлечения к его деятельности видных армейских офицеров.
Целый год по возвращении из Франции Александр Христофорович вел обычную светскую жизнь, был завсегдатаем в доме «первого гастронома своего времени» поручика графа С.Ф. Потоцкого[32]. Лишь когда весной 1809 г. возобновилась война с Турцией он вновь «вступил на дорогу славы». В составе корпуса генерал-лейтенанта М.И. Платова Бенкендорф участвовал в боях под Браиловым, в августе был при штурме Гирсова. Однако новый главнокомандующий П.И. Багратион, по словам Бенкендорфа «…еще помнил о интригах времен Эйлау»[33], и вскоре Александр Христофрович был направлен в столицу. За кампанию 1809 г. он не удостоился ни единой награды.
В Петербурге, терзаемый переживаниями, Бенкендорф три месяца не появлялся на людях, безрезультатно пытался присоединиться к новому русскому поверенному в делах в Мадриде[34], и только прибывший в Петербург в начале 1811 г. М.С. Воронцов, человек целеустремленный и упорный, убедил товарища отправиться с ним на Дунай. Александр Христофорович был направлен в Никополь и получил в командование Староингерманладский пехотный полк, с которым произвел успешный марш до Рущука: М.И. Кутузов выразил ему благодарность[35]. 20 июня Бенкендорф с отрядом казаков принял бой с аванпостом турок у Рущука, а в сражении 22 июня с кавалерийским отрядом опрокинул противостоявший ему на левом фланге отряд неприятеля, за что удостоился Св. Георгия 4-й степени.
В столице светская жизнь вошла в привычное русло, однако война 1812 г. перевернула спокойное существование императорского двора, а Бенкендорфу представился великолепный случай реализовать снедавшую его жажду почестей и славы. Как и для многих людей той эпохи, для Александра Христофоровича война 1812 г. должна была стать моментом переломным и определяющим.
Начало войны Бенкендорф встретил в составе Императорской Главной квартиры, выполняя поручения в качестве флигель-адъютанта. Два раза император посылал его с секретными донесениями для командующего Второй армией П.И. Багратиона[36]: миссии представляли первостепенную важность для реализации нового плана командования по соединению Первой и Второй армий. В июле Бенкендорф был направлен в «летучий отряд» генерал-адъютанта барона Ф.Ф. Винцингероде: «…назначение указанного отряда было служить для связи между большой армиею и армиею под командою графа Витгенштейна, охранять внутренность страны от неприятельских отрядов и фуражиров и действовать в зависимости от обстоятельств на сообщения французской армии»[37]. Еще до битвы под Смоленском, 27 июля Бенкендорф с авангардом отряда напал на занятый двумя французскими батальонами город Велиж и его храбрость была отмечена производством в генерал-майоры.
В следующие дни Бенкендорф с выделенными ему 80-ю казаками установил связь отряда с корпусом Витгенштейна, а также взял 300 пленных. После Бородинского сражения Винцингероде, преследуемый 4-м корпусом Великой армии, перешел на Звенигородскую дорогу, где 31 августа вступил в бой с авангардом 4-го корпуса; французско-итальянские войска были остановлены, «…объединенные армии Кутузова получили еще один день для спокойного движения к Москве»[38]. Вскоре Винцингероде отбыл в Главную квартиру Кутузова в Фили и передал временное командование «летучим корпусом» генерал-майору Бенкендорфу. 7 октября французы оставили Москву. «Летучий корпус» уже через три дня с боем вошел в столицу, а Бенкендорф стал ее первым после освобождения временным военным комендантом. Ему удалось навести относительный порядок, отогнать толпу от Кремля, опечатать Успенский собор, поставить охрану у магазинов и винных погребов[39]. 23 октября он вновь присоединился к «летучему корпусу», командиром которого назначен был генерал-майор П.В. Голенищев-Кутузов. Он следовал по пятам отступающих французов вплоть до Немана, который перешел первым из русских частей, и за это время части Бенкендорфа взяли в плен более 6000 человек, в том числе и трех генералов.
С января по апрель 1813 г. в активных боевых действиях участвовали в первую очередь партизанские отряды, в том числе и отдельный отряд генерал-майора А.Х. Бенкендорфа: 150 драгун, 180 гусар и 700-800 казаков. Он сражался при Мариенвердере, Франкфурте на Одере, с боями занял Мюнхенберг, Фюрстенвальд и Темпельберг[40], 20 февраля совместно с отрядами Чернышева и Тетенборна занял Берлин, после чего действовал в Саксонии. В сентябре 1813 г. Бенкендорф оказался под началом своего товарища М.С. Воронцова в авангарде корпуса Ф.Ф. Винцингероде[41], сражался при Грос-Беерене, и в «битве народов» под Лейпцигом, удачно командовал левым крылом кавалерии корпуса Винцингероде. После Лейпцигской битвы Винцингероде выделил Бенкендорфу усиленный авангард в 7 тыс. человек, с которыми тот 2 ноября вошел на территорию Нидерландов. Освобождение Голландии – один из ярчайших и незаслуженно забытых эпизодов кампании 1813 г., своего рода бенефис Бенкендорфа-полководца[42].
С возобновлением военных действий в январе 1814 г. Бенкендорф вновь оказался при корпусе Винцингероде в составе Силезской армии союзников. 23 февраля произошло кровопролитное сражение под Краоном, где Бенкендорф командовал кавалерией корпуса Воронцова[43]. Затем бой возобновился у Лаона, французы вынуждены были отступить, понеся значительные потери. В момент решающего наступления Главной армии союзников на Париж Винцингероде двинулся к Сен-Дизье[44], где 14 марта временно остановил рвавшегося к столице Наполеона. Вскоре французский император подписал акт об отречении.
Проведя месяц в Париже, Бенкендорф направился с Воронцовым в Англию, где его ждала сестра Дарья (Доротея), жена нового посла Х.А. Ливена. Она представила Александра Христофоровича при дворе, а в Брайтоне ввела в резиденцию английского принца-регента, будущего короля Георга IV[45]. По возвращении в Петербург Бенкендорф узнал о назначении его командиром второй бригады первой уланской дивизии, дислоцированной в Витебске. В письме к Воронцову он не скрывал своего разочарования и нежелания заниматься армейской рутиной[46]. Тем не менее, начав более ревностно относиться к подготовке бригады, в апреле 1816 г. он получил под свое начало уже вторую драгунскую дивизию, дислоцированную в Полтавской губернии. В провинции у Бенкендорфа появилось время для занятия военной теорией, он написал статьи о действиях отряда Винцингероде в 1812 г. и о своем походе в Нидерланды, опубликованные в «Военном журнале» за 1817 г[47]. В переписке с Воронцовым он обсуждал идеи обучения нижних чинов грамоте, вопросы солдатского быта, писал о необходимости уменьшить смертность среди солдат[48]. В 1818 г. смотр его дивизии проводил сперва император, а затем главнокомандующий Первой армией генерал от инфантерии Ф.Б. Остен-Сакен, которые остались довольны увиденным[49].
В 1817 г. оказался востребованным и интерес Александра Христофоровича к сыскному делу: ему поручили инспекцию Воронежской губернии, откуда шли жалобы на злоупотребления местных властей. По итогам следствия губернатор М.И. Бравин и 60 чиновников были уволены, некоторые судимы. Более щекотливым оказалось дело помещика Г.А. Сенявина, который обвинялся в убийстве двух крестьян, жестоком обращении со своими крепостными; Сенявин приходился родным дядей М.С. Воронцову. Расследование подтвердило вину помещика, имение его было отдано под опеку, сам он предан суду[50].
Именно в те годы Бенкендорф, вероятно, не без влияния все того же Воронцова, пришел к убеждению в необходимости отмены крепостного права в империи. Он писал по поводу реформ в Прибалтийских губерниях: «Надо надеется, что и губернии древней России последуют вскоре за этим прекрасным начинанием. Русский крестьянин для того гораздо более готов, чем те, что были освобождены; и если он мог так долго терпеть рабство, то легко стерпит и свободу…»[51].
В 1816 – 1818 гг. будущий шеф жандармов был членом масонской ложи «Соединенные друзья», которую в разное время посещали великий князь Константин Павлович, министр полиции А.Д. Балашов, П.А. Вяземский, А.С. Грибоедов, П.Я. Чаадаев, С.Г. Волконский, П.И. Пестель. Однако в 1816 – 1818 гг. она «…превратилась в аморфную организацию, в место сбора и празднеств преимущественно военной гвардейской молодежи»[52]. Тем не менее здесь Бенкендорф познакомился с многими будущими декабристами, не исключено, что он знал о конституционных проектах Пестеля, предусматривавших организацию жандармского корпуса. В.И. Семевский предположил, что Бенкендорф был причастен к «Ордену русских рыцарей» М.Ф. Орлова и Н.И. Тургенева, обсуждал с ними возможность объединения с «Союзом благоденствия»[53], однако прямых доказательств этого не обнаружено.
Годы, проведенные Бенкендорфом в провинции, были отмечены и другим важным событием, значение которого понятно в свете устоявшейся за Александром Христофоровичем репутации ловеласа, – он женился на небогатой дворянке Елизавете Андреевне Бибиковой (урожденной Донец-Захаржевской). В первые же годы совместной жизни она подарила супругу трех дочерей – Анну, Марию и Софию, однако более детей иметь не могла, вследствие чего Александр Христофорович не оставил прямого потомства по мужской линии.
18 марта 1819 г. Бенкендорф узнал о своем назначении начальником штаба Гвардейского корпуса. Перед ним в первую очередь стояла задача бдительно следить за настроениями в гвардии, тем более, что он, по-видимому, был осведомлен о политических программах и идейном багаже оппозиционно настроенных офицеров. 11 октября 1820 Н.И. Тургенев, один из наиболее активных членов «Союза благоденствия», записал в дневнике: «Слышно, что усердные слуги хлопочут о шпионстве и т.п. Бенкендорф принял на себя смотреть…»[54]. Серьезной предпосылкой для создания тайной полиции в армии стала «семеновская история». 4 января 1821 г. Александр I утвердил проект тайной военной полиции при Гвардейском корпусе. Ее штат составлял 15 человек, а во главе был поставлен М.К. Грибовский, бывший член Коренной управы «Союза благоденствия», недавно ставший библиотекарем корпусного штаба[55]. Бенкендорф, по-видимому, оперативно руководил им[56]. Схожая структура была создана и при штабе Второй (Молдавской) армии, начальником которого с 1819 г. был П.Д. Киселев[57]. Итогом работы Грибовского стала записка о «Союзе благоденствия», которая была в мае передана императору через Бенкендорфа. В записке содержалась подробнейшая информация о лицах, входивших в организацию будущих декабристов; особое внимание обращалось на Н.И. Тургенева, Ф.Н. Глинку, М.А. Фонвизина, М.Ф. Орлова, И.Г. Бурцова[58]. Однако после представления записки тайная полиция при Гвардейском корпусе была по причинам не до конца ясным упразднена.
20 сентября Бенкендорф был произведен в генерал-лейтенанты, что посчитал знаком доверия со стороны Александра I, а 1 декабря 1821 г. его перевели на новую должность начальника первой (гвардейской) кирасирской дивизии. Бесспорно, он был отстранен от организации политической полиции в армии, и, несмотря на утверждения А.Г. Чукарева[59], не был приближен к особе императора. Вероятно, новое назначение следует связать с отставкой его непосредственного начальника И.В. Васильчикова и свертыванием тайной полиции при Гвардейском корпусе. На новой должности обязанности Александра Христофоровича были куда менее обременительными. В начале 1822 г. его дивизия была расквартирована в районе Витебска, затем переведена в окрестности Петербурга. Ответственных поручений он более не получал, лишь единожды в начале 1823 г. был призван временно заменить своего брата на посту русского посла при Вюртембергском дворе[60].
После смерти отца летом 1823 г. Александр Христофорович некоторое время жил с семьей в фамильном имении под Ревелем, затем в имении супруги под Харьковом, лишь изредка выезжая в столицу. То было время спокойной семейной жизни, фактически не обремененной служебными обязанностями. Однако природное честолюбие заставило Александра Христофоровича напомнить о себе. 7 ноября 1824 г. в Петербурге случилось одно из самых ужасных в истории города наводнений. Декабрист Н.И. Розен описывает, как по Неве плыли дома, на крышах которых сидели люди. Бенкендорф, бывший дежурным генерал-адъютантом, с мичманом П.П. Беляевым «…догнали несчастных, спасли всех без исключения… Бенкендорф не думал о себе, весь промокший явился к государю с донесением, что желание его исполнено. Государь обнял его, велел подать белье и мундир свой и наградил по-царски»[61]. Награда состояла в табакерке с портретом императора, выплате 50 тыс. рублей, а также, по словам одного мемуариста, ему был «зачтен какой-то значительный казенный долг»[62].
10 ноября Бенкендорфа назначили временным военным губернатором Васильевского острова, и эти обязанности он исполнял до 14 марта 1825 г. Стихия улеглась, жизнь в городе вновь закипела, но Александр I не желал оказывать Бенкендорфу новых знаков внимания, о чем свидетельствует письмо последнего на высочайшее имя от 11 августа 1825 г.: «Осмеливаюсь покорнейше просить, Ваше Величество, смилостивиться и сказать мне, какое я имел несчастие провиниться перед Вами»[63]. Александр I оставил письмо без ответа и вскоре уехал в Таганрог. Бенкендорфу оставалось ждать нового случая напомнить о себе.
Письма друзьям и близким последних лет правления Александра I показывают интерес Бенкендорфа к политике правительства, решения которого он далеко не всегда одобрял. Он негативно оценивал проводимую императором внешнюю политику, критиковал идею Священного союза[64]. Не разделял Бенкендорф и взглядов императора на «польский вопрос», не в полной мере сочувствовал военной политике властей, среди прочего, довольно скептически оценивая введение системы военных поселений.
Многие идеи Александра Христофоровича тех лет, его общий критический настрой по отношению к отдельным решениям властей, сопряженный с неусыпным желанием «выслужиться», отдавать всего себя службе, перекликаются со взглядами целой плеяды выдающихся генералов того времени – А.П. Ермолова, А.А. Закревского, Д.В. Давыдова, П.Д. Киселева и др. Однако этих людей, помимо прочего, сближала критика устоявшейся практики привлечения в армейское командование и на придворную службу дворян немецкого происхождения. В этом плане Бенкендорф, с детства включенный в придворную немецкую «корпорацию», имевший там влиятельных покровителей из числа немецких выходцев, с ошибками писавший по-русски, был вполне подходящим объектом для пристрастной критики. Показательно, что его ближайший друг, М.С. Воронцов, был известен как человек, который никогда не выступал в роли противника привлечения немцев на высшие государственные посты. А Николай I, доверивший через несколько лет Бенкендорфу ключевую роль в своей администрации, даже якобы говорил: «Русские дворяне служат государству, немецкие – нам»[65].
Воззрения Бенкендорфа тех лет заметно перекликаются со взглядами великого князя Николая Павловича, будущего императора. В начале 1820-х гг. они были хорошо знакомы, состояли в длительной переписке. Немало схожего было и в общем положении великого князя и Бенкендорфа при дворе Александра I в последние годы его царствования. Чуждые быстро распространявшегося в столичном обществе увлечения западной мистикой, под влиянием которой оказался и император, они в то же время с тревогой наблюдали за повышенным интересом молодых гвардейских офицеров к либеральным и радикальным политическим учениям. Это имело немалое психологическое значение для Николая Павловича после его восшествия на престол – он нуждался в людях, близких ему по взглядам и лично преданных.
Известие о кончине Александра I было получено в Петербурге 27 ноября 1825 г. В тяжелые дни междуцарствия великий князь Николай Павлович должен был положиться на людей, которых знал лично и которым мог полностью доверять. Одним из его конфидентов в те дни стал А.Х. Бенкендорф; в письме от 7 декабря современница отмечала, что он «пользуется полным доверием у великого князя Николая»[66]. В 1825 г. как Бенкендорф, так и Николай Павлович командовали гвардейскими дивизиями в Петербурге и, следовательно, были хорошо знакомы[67].
Утром 12 декабря 1825 г. Николай Павлович получил из Таганрога доклад И.И. Дибича с подробной информацией о Северном и Южном обществе декабристов. В обсуждении доклада участвовали М.А. Милорадович и А.Н. Голицын, в известность был поставлен и Бенкендорф, по словам великого князя, «человек надежный и посредник по делам гражданским и военным, быв военным губернатором и командуя войсками, в коих, полагать должно, может быть зараза»[68]. Николай Павлович, вероятно, знал о записке 1821 г., в связи с чем Бенкендорф становился «наиболее полезным советчиком при раскрытии всех нитей заговора»[69].
В день восстания Бенкендорф в должности генерал-адъютанта присутствовал на утреннем туалете Николая Павловича, и к нему были обращены известные слова великого князя: «Сегодня вечером, может быть, нас обоих не будет более на свете, но, по крайней мере, мы умрем, исполнив наш долг»[70]. Вслед за этим Бенкендорф поскакал на присягу кавалергардов[71], но, узнав о начале восстания, присоединился к новому императору на Сенатской площади. После разгона восставших «…осталось сбирать спрятанных и разбежавшихся, что возложено было на генерал-адъютанта Бенкендорфа с 4 эскадронами Конной гвардии… на Васильевском острове»[72]. 17 декабря Николай I специальным секретным указом учредил Особый комитет для изысканий о злоумышленных обществах, в состав которого включил и Бенкендорфа. Александр Христофорович принимал активное участие в допросах большинства декабристов, в том числе князя С.П. Трубецкого, К.Ф. Рылеева, М.А. Бестужева. Многие из них писали о его тактичном поведении в ходе следствия[73], хотя, вероятно, это можно расценивать как заранее продуманную схему действий обвинения[74]. Впрочем, А.О. Смирнова-Россет писала: «Так как все заговорщики сидели в казематах, то Нева была покрыта лодками, родные подъезжали, отдавали им записки и разную провизию, на что добрый Бенкендорф смотрел сквозь пальцы»[75]. 13 июля он присутствовал на казни декабристов, и, «чтоб не видеть этого зрелища, лежал ничком на шее своей лошади…»[76].
0
0
.jpg)
