В церковном праве нет канонов, которые бы предписывали семейным парам воздержание в период постов.
«Все церковные каноны, каким-то образом касающиеся этой темы, говорят о том, что воздержание в браке обязательно только в ночь перед литургией и таинством крещения», — заявил «Интерфаксу» иеромонах Димитрий (Першин), руководитель Информационно-издательского управления Синодального отдела по делам молодежи.
Собеседник агентства сослался также на древнее каноническое предание церкви: «Вступившие в брак сами себе должны быти довлеющими судьями. Ибо они слышали Павла пишущего, яко подобает воздерживаться друг от друга, по согласию, до времени, дабы упражняться в молитве, и потом паки купно быти» (3 правило святителя Дионисия Александрийского). «Согласно восточной христианской традиции, супружеское общение не отлучает человека от Бога», — сказал священник. Единственное, по его словам, на что обращают внимание многие подвижники церкви, — «при воздержании молитва будет более совершенной».
По его словам, существуют суеверия, согласно которым дети, зачатые в пост, могут оказаться в чем-то «ущербными». «Но это именно суеверие тех, кто не знаком ни с канонами, ни с преданием церкви. К христианской традиции, православию такие страшилки не имеют никакого отношения. Апостол Павел квалифицирует людей, которые эти суеверия распространяют, очень четко — “как лицемеров, сожженных в своей совести”, — добавил священнослужитель.
Интересно, когда начнут о католиках как о братьях проповедовать. Наверно не долго осталось.
относительно допустимости супружеских отношений "в полном формате" во время Великого поста вскрывают целый ряд проблем православия, как современных, так и уходящих корнями в глубокую древность. Прежде, чем рассмотреть эти проблемы, скажем два слова об авторе нового учения и его вдохновителе, тем более что сама постановка вопроса и точка зрения этого монаха находятся в явном противоречии с духом православной традиции, что сразу же заметил православный Интернет. Иеромонах Димитрий – выпускник журфака МГУ и духовное чадо диакона Андрея Кураева – формально возглавляет издательское направление деятельности Синодального отдела по делам молодежи РПЦ МП. Реально этот отдел издает не так много литературы, так что фактически главным направлением деятельности о. Димитрия является разработка актуальных для молодежной среды тем "биоэтики", под которыми понимаются все мыслимые вариации вокруг "репродуктивного поведения" человека. Сверхзадача разработки этого направления состоит в том, чтобы сгладить уж слишком радикальное противоречие между современным стилем жизни молодежи, немыслимым без секса и сексуальности, и строгими требованиями православной традиции, не только не допускающими сексуальную жизнь до и вне брака, но и строго ограничивающими ее в самом браке. Тон нынешней великопостной полемике задал сам Патриарх Кирилл (Гундяев), который, по словам того же диакона Андрея Кураева, лучше кого-либо в РПЦ МП может рассказывать молодежи о контрацепции. На встрече с православной молодежью в преддверии Великого поста этого года новопоставленный Патриарх сказал нечто сенсационное – правда, не о контрацепции, а о том, что секс является непременным условием "полноты жизни", и в брак христиане вступают вовсе не ради одного деторождения.
Начнем с действительного исторического противоречия. При своем зарождении христианство предстает перед современным ему миром как религия с отчетливо выраженным аскетическим характером. Ветхозаветный идеал чадородия подвергается в учении Христа довольно радикальному пересмотру. Основатель христианства, хотя и советует апостолам "быть как дети", в то же время благословляет такой брак, который с самого начала имеет аскетический характер, поскольку апостол Симон Кананит так и не завершил празднование в Кане Галилейской законным супружеским общением и чадородием. Апостол Петр оставил жену вместе с тещей, а Павел призывал христиан быть "как я", то есть по возможности вовсе избегать брака.
В ранней Церкви, развивавшейся в позднеантичных и раннесредневековых социумах, нередко имевших сильную "варварскую" окраску, этот аскетический характер оказался несколько приглушенным. Составителям первых номоканонов приходилось примеряться к реальности, которая зачастую была далека от аскетических идеалов Евангелия. Так, знаменитый отец Церкви IV века Василий Великий вынужден был признать, что за тяжелые нарушения брачной верности, так называемое "прелюбодеяние", канонические правила предписывают отлучение от причастия на 17 лет. Однако уже в его время этот срок на практике сократился до четырех. Можно приводить и другие примеры того, как церковное право примеривалось к далеко не аскетическим нравам Византии. Так, например, церковные правила строжайше запрещают мужчинам брадобритие, а также отращивание длинных волос, завивание их, а женщинам – стрижку и крашение волос и употребление косметики. Излишне говорить, что уже в IX-X веках в Византии можно было наблюдать бритых, довольно игривого вида, юношей с завитыми и напомаженными волосами. Трудно поверить, что все они находились под строжайшими церковными отлучениями в государстве, где православие было официальной религией.
Для византийского христианина Великий пост был, безусловно, временем покаяния, частого причащения и воздержания от всех удовольствий. И хотя до VII в. этот пост прерывался на субботу и воскресение, во время которых служилась евхаристическая литургия, запрещенная в постное время, это не отменяло аскетического характера всего периода Четыредесятницы.
Именно этими приоритетами и диктовалась рекомендация Большого потребника о воздержании от супружеских отношений в Великий пост. Краткий Номоканон своим правилом 47 так регламентировал поведение супругов: "Супруги должны по согласию удерживаться от совокупления, когда готовятся ко Святому Причащению. Ибо по пятому правилу Тимофея Александрийскаго отлучается от причастия тот, кто на ту нощь преспит с женою, еще они должни иметь воздержание в воскресные дни и великия праздники, по 63 прав. Номоканона". Иначе говоря, в те дни, когда христиане готовятся к причастию, вопрос о супружеском общении становился не актуальным.
То же 63 правило Номоканона подчеркивает, что главная причина отказа от супружеского общения – участие в евхаристии: "В иное же время друг друга не лишает, по апостолу, точию во время причастия, и анафоры в неделях, и в нарочитыя праздники и то по согласию". Вот как раз последнее указание "по согласию" и относится, как видится, к постному времени, когда христиане обычно чаще причащались. В Уставе Большом такое же воздержание советуется иметь "и во всю святую Четыредесятницу и прочия постныя дни, под которыя не дозволяется браку повенчание". Именно запрет венчания браков в Четыредесятницу и был показателем, что она приравнена к средам и пятницам, в которые супружеское воздержание обязательно.
В Древней Руси, куда пришло византийское православие, остатки языческих обычаев, часто весьма свободных в вопросах общения полов (всевозможные русалии и проч.), порой диктовали византийским проповедникам решения в духе самой широкой икономии.
Означенные проповедники часто не могли заставить славян принять даже банальную норму о воздержании в пост от мяса, что вызывало целые расколы.
Примерно в этом контексте надо понимать ответ византийского епископа Нифонта в "Вопрошании Кирика Новгородского" о разрешении причащаться тем супругам, которые не воздерживаются от ложа в Великий пост. Тут можно бы углядеть и некоторую правду о. Димитрия, но это почти единственный пример столь широкой икономии в Восточной Церкви. Можно заметить, что сама логика поста (греч. νηστεία, т.е. воздержание!) предполагает именно воздержание в самом широком смысле, а тот факт, что воздержание сексуальное было в раннем христианстве одной из самых распространенных аскетических практик, не подлежит сомнению. Браки, опять же, не венчались. Однако, чтобы не оттолкнуть не ученых вере и не разумеющих аскезы русских христиан, епископ, вероятно, и написал эти слова. Брать их за правило никак нельзя.
Теперь попытаемся понять, откуда растет ревизионистский подход, образчиком которого выступает смелое высказывание иеромонаха Димитрия (Першина). Известный исследователь духовной дисциплины Древней Руси профессор С.П. Смирнов в своей книге "Древнерусский духовник" констатировал, что аскетическая покаянная дисциплина в том виде, в каком ее знала Древняя Русь, практически прекратила свое существование с Расколом XVII века. Сложно организованные епитимейники ушли в прошлое. Священники официальной Церкви в XVIII и XIX веках стали, как правило, куда мягче относиться к различным грехам, длительные епитимьи практически исчезли совсем, а аскетический дух раннего христианства был подвергнут в петровские времена такому осмеянию и критике, что синодальные духовники стали даже побаиваться "монашеского духа". Общеизвестно, что аристократия XVIII-XIX вв. постов не соблюдала вовсе, считая это дурным тоном. Современная исследовательница Ю. Синелина назвала масштабы этой секуляризации для образованного общества "очень значительными".
Разумеется, несоблюдение постов образованной частью общества в плане пищевых запретов почти автоматически предполагало тем более полное отсутствие регулирования семейной жизни со стороны официальной Церкви. Поэтому упадок православного христианства, наступивший в начале ХХ века, включал в себя практически полную утрату понимания смысла и порядка бытового аскетизма даже во время постов. Писатели, отразившие это время, свидетельствуют более о количестве постных разносолов в московских лавках во время поста, нежели о подвигах воздержания, даже в среде купечества. Духовенство Греко-Российской Церкви почти поголовно курило табак и упивалось водкой. Возвышенные примеры аскетического жития приходского священника, вроде о. Иоанна Сергиева (Кронштадтского), были очень редки.
Неудивительно, что современным идеологам РПЦ МП по причине полной утраты живой традиции, преемственности церковных поколений приходится реконструировать постную дисциплину на основе своих собственных знаний и представлений, почерпнутых из книг. И выходит, что они посредством некоторой неясности канонических правил и определенных умолчаний в их корпусе начинают истолковывать ситуацию в духе оправдания секулярно-гуманистического взгляда на брачные отношения, привычного для постсоветского гражданина. Этот взгляд основывается на постулатах едва ли не розановских ("святая плоть"). Сообразно этому взгляду, брачное общение супругов является самодовлеющим, то есть такой деятельностью, в которой невозможна никакая регламентация.
Удивительно только, что этот взгляд озвучивает иеромонах, то есть человек, задачей которого в жизни является строжайшее воздержание как в смысле сексуальном, так и во всех остальных (в том числе, и особенно, во всем, что касается размышлений на эти темы, их "анализа"). И то, что он пытается в обоснование гуманистического едва ли не либертинизма привести отдельные высказывания канонического права и требующие контекстного понимания выражения авторитетов патристики, говорит вдобавок еще и о вырождении постсоветского иночества, о котором предупреждал известный церковный писатель XIX века епископ Игнатий Брянчанинов.
Действительно, Россию ждет новый демографический кризис. Количество абортов ползет вверх. Обещания правительства поддержать родителей и многодетные семьи оказались пустыми фразами. И официальное православие Московской патриархии, не имеющее, по сути, действительных рычагов влияния на общество, пытается "подыграть" ему своими немощными попытками разрешить то "добрачный секс", то "умеренную" контрацепцию, то "гражданский брак", а вот теперь и постные "забавы", подкрепляемые разрешением на морепродукты-афродизиаки…
Подводя итог, можно сказать, что аутентичное христианское вероучение безусловно рассматривает Великий пост как время сугубого воздержания. Это воздержание, естественно, распространяется и на сферу супружеских отношений, которая неизбежно включает элемент удовольствия, не столько в смысле физиологическом, но и в более широком - психологическом. Отказ от гедонистических приоритетов, по-видимому, отличает аутентичное историческое православие от реформированного неоправославного официоза. Взгляды, защищаемые иеромонахом Димитрием, лишь по видимости облечены в религиозную фразеологию. А в действительности представляют собой апологию постфрейдовского взгляда на сексуальность, выраженного на благочестивом языке и приправленного кое-какой мало убедительной канонической аргументацией.
Сергей Гусляков